Речь идет о «кру сангкриэч», высшем буддийском духовенстве, которое более тысячи лет выполняло в государстве кхмеров примерно те же функций, что и жрецы в Древнем Египте. «Кру сангкриэч» были стражами традиций, хранителями тщательно оберегаемых секретов, знали тайны звезд и муссонов. Они были вечным, непрерывным и неизменным дополнением к истории народа. Только они могли прочесть старые кхмерские пергаменты, спасенные в тысячах пожаров, оправленные в золотую парчу, запрятанные в потаенные уголки храмовых сокровищниц. Это от них Андре Мальро, странствуя своей «королевской дорогой», узнавал такие вещи, которых не знали археологи.
Потому что только они могли без труда расшифровывать буддийские антифоны на извлеченных из земли колоннах, насчитывающих одиннадцать веков, и безошибочно находили в джунглях места, где следует искать священные храмы прошлого. А сейчас их нет. И никогда уже не будет.
Как ты говоришь, товарищ: они все были уничтожены? Все? Может, кто и остался? Установить трудно? По какой причине? Когда? Где? Как такое вообще возможно? Именно так, говорит молодой, человек из ведомства культуры (белая рубашка, черный галстук, черный костюм, бежевые ботинки). Их уничтожили. Пол Пот решил, что буддийское духовенство — это особо опасные враги народа. Les ennemis du peuple, vous savez[12].
XIV. Мне всегда было чуждо умиленное отношение к буддизму и ламаизму, столь распространенное в Европе и Америке. Я достаточно наслышан о монгольских и тибетских ламах, погрузившихся в сытое сифилитичное мужеложество. Меньше интересуют меня переселение душ, мантра[13] и бесконечные молитвы, гораздо больше — отвратительная система суперрабства, которая настойчиво и с успехом создавалась десятками поколений. Я хорошо знаю их безграничную алчность к золоту и земле. Я видел этих святых аскетов на парчовых подушках в Канди на Цейлоне. В долине реки Тяо-Прая я лицезрел «Изумрудного Будду», который устами верховных жрецов приказывает терпеливо сносить страдания детей и мучения животных. Я глядел в мертвые глаза «Черного Будды», который никогда не призывал к борьбе угнетенных жителей Аннама, Тонкина и Кохинхины. Я был за Чойбалсана, разгонявшего святых грязнуль и забиравшего у них оружие, оставленное, по-видимому, еще бароном Унгерном. Я не буду строить из себя потрясенного гуманиста.
Почему, собственно говоря, я не могу во всеуслышание сказать, что считаю более правым делом ликвидацию бессовестных паразитов, нежели сохранение созданной ими системы? Может, я должен еще сожалеть о судьбе четырнадцатого далай-ламы, выехавшего из золотого дворца в Лхассе?
У меня нет повода оплакивать судьбу буддийского духовенства. Но все-таки мне кажется несколько невероятным — уничтожить, как крыс, мудрецов, благодаря которым кхмерская культура пережила одиннадцать веков нашествий, разгромов, завоеваний, чужеземного колониального рабства. Действительно ли существовали какие-то предпосылки, которыми обосновывалась столь широкая операция? Я слишком мало знаю о странах Индокитая, чтобы уже сейчас иметь свою точку зрения по атому вопросу. Может, они просто оказывали вооруженное сопротивление проведению аграрной реформы?
XV. О нет, говорит молодой человек из ведомства культуры. В Кампучии у монастырей никогда не было столько земли, сколько в Тибете. Наш буддизм был иным — простонародным, более склонным к созерцанию, нежели к накоплению богатств. Духовенство жило очень скромно, пользовалось уважением населения, делило с ним все несчастья. А «кру сангкриэч» вообще не имели никакой собственности, жили подаянием и возделывали небольшие огороды при пагодах. Клика Пол Пота — Иенг Сари уничтожила буддийское духовенство по соображениям исключительно идейного порядка. Они не собирались терпеть никаких конкурентов, никаких претендентов на власть над умами. Духовенству поменьше рангом велели собственноручно сжечь оранжевые одежды и направили в колонны, отнеся их к третьей или четвертой категории. Высших рангом расстреляли немедленно, в первую же неделю после захвата власти. Им еще повезло, что их расстреляли: это быстро и без страданий, а многих убивали мотыгами, что длится дольше и очень мучительно.
Молодой человек похлопывает по автомату часового, потом указывает себе на грудь и, наконец, ребром ладони бьет себя по затылку.