XXXI–XL
XXXI. Только несколькими днями позже мне удалось найти доказательства того, что теория о перенаселенности Кампучии действительно лежала в основе действий полпотовского режима.
Первый принцип маоизма, сформулированный еще в Яньани, отброшенный в 1944–1957 годах и опять торжественно провозглашенный в годы «большого скачка» и «культурной революции», состоит в том, что следует полагаться исключительно на собственные силы. Не рассчитывать на чью-либо помощь. Не зависеть ни от врагов, ни от друзей. Отказаться от импорта, кредитов, от международной помощи и вообще от всего, чего нет под рукой. Это была не только экономическая доктрина для тех, кто беден и не питает иллюзий. Это была и психологическая профилактика, которая имела целью укрепить веру в свои силы и выявить имеющиеся, но не использованные ранее резервы. Нет страны или территории, отдельных людей или групп, которые не могли бы дать больше, чем кажется на первый взгляд.
В условиях Кампучии это означало в первую очередь необходимость возвращения к примитивному сельскому хозяйству, гораздо более примитивному, нежели то, которое было при режиме Сианука, а затем Лон Нола. С момента завоевания независимости в 1954 году страна добилась значительного прогресса в сельском хозяйстве главным образом благодаря помощи из-за границы. Предстояло поэтому отказаться от минеральных удобрений, которых Кампучия не производит; от дорогостоящей механизации, основанной к тому же на постоянном импорте машин, горючего и запчастей; от новых, более урожайных сортов риса, так как они требуют применения сложных агротехнических методов, а значит, и постоянного увеличения числа специалистов, иностранных или подготовленных за границей, ибо кхмерский крестьянин не умеет выращивать этот новый рис. Поэтому было решено вернуться к объему производства полувековой давности, не выше полутора тонн риса с гектара при двух урожаях в год.
Быстро выяснилось, что такое хозяйство может прокормить в Кампучии самое большее четыре с половиной миллиона человек. Легко, подсчитать, что четыре миллиона оказались лишними. А точнее сказать — пять миллионов. Четыре миллиона уже живущих и миллион тех, которые должны были родиться в течение ближайшего десятилетия.
Это меняет дело. Частный вопрос, в котором неспециалисты не имеют права голоса, приобрел черты кардинальной дилеммы, имеющей историко-философское значение. В таком вопросе никто не может ссылаться на некомпетентность или счесть его малоинтересным. Если кто-либо публично заявляет, что где-то людей слишком много, надо внимательно прислушаться ко всему, что он хочет сказать. Как бы ни определять цели азиатских революций, они во всяком случае должны быть задуманы и осуществлены так, чтобы не подвергалась сокращению существующая численность населения. В противном случае термоядерное оружие или, допустим, газовые камеры оказались бы единственным инструментом действенного переустройства мира. Никто не спорит, что относительное перенаселение Калькутты, Сурабайи или Бангкока — это ужасная вещь, никто не склонен пренебрегать предостережениями демографов. Но тезис об абсолютном перенаселении целых стран провозглашался в XX веке лишь теми, кто требовал «жизненного пространства», — и результаты нам известны. Не было примера, чтобы революция, начатая во имя народа, ставила целью истребление этого народа.
XXXII. Около одиннадцати мы доехали до города Свайриенг, столицы провинции с таким же названием. Когда-то здесь было восемь тысяч жителей. Это был шумный и относительно, для этой части мира, богатый торговый центр. Сейчас улицы города пусты, завалены мусором, всякого рода хламом, сожженными мотоциклами, поломанной мебелью. На каждом углу главной улицы — военный пост, оплетенный проводами полевых телефонов. Проезжают грузовики с солдатами: Вдалеке то и дело гремят одиночные автоматные выстрелы. Поток возвращающихся домой крестьян идет по окраине, около какого-то разбитого памятника сворачивает вправо, чем еще сильнее подчеркивается абсурдность пустоты и странной тишины, окутавшей город.
Казалось, что из распахнутых настежь магазинов вот-вот выйдут купцы, зазывая глянуть на их товары, что на немых балконах появятся девушки в узорчатых юбках, что по улице проедет веселый велосипедист или раздастся крик торговца, расхваливающего пирожки, бусы или фрукты. Но дома были мертвы, магазины пусты. Дворы заполнила листва диких бананов, на тротуарах выросла трава.