Боль немного утихла. Эгле встал и направился к двери.
В четыре часа, после обхода и осмотра тяжелых больных и после того, как были изучены свежие рентгенограммы, Эгле поехал домой. Он и раньше приезжал в четыре часа, чтобы поваляться и отдохнуть перед тем, как засесть работать на весь вечер. Теперь же — чтобы выпить кофе. Принять его как лекарство.
Пачку анализов и справок он захватил с собой и спрятал в письменный стол — дома будет реже попадаться на глаза.
Эгле вспомнилось, что его дед, по обычаю латышских крестьян, на пороге старости купил себе гроб и поставил его в клеть на сеновал, чтобы не слишком часто натыкаться на это напоминание о вечном покое.
Дома была одна сестра. Эгле выпил кофе и, страшась одиночества, поехал обратно в санаторий.
Вечером, придя на ночное дежурство, Берсон застал Эгле в ординаторской. На ярком желто-зеленом экране рентгеноскопа он рассматривал отснятые за день рентгенограммы. На них только бледные, серые и грязно-черные тени. Однако Эгле умел видеть за этими сетчатыми тенями и юношу со впалой грудью, изможденным лицом, и прекрасную женщину с упругим стройным телом.
— Мне дежурить, — сказал Берсон. Он энергичным движением снял с себя пиджак, закатал рукава сорочки, будто готовился кого-то поколотить. Когда он взял и хотел надеть халат, Эгле отложил снимки.
— Ступай домой, мне одному дома не сидится, я подежурю.
Берсон сел напротив Эгле и в нерешительности провел по своему воинственному седеющему ежику.
— Ты всерьез?
— А разве у меня несерьезный вид?
— Вид у тебя скорей всего больной. У тебя что-то и макушка лысеет.
— На умной голове волос не растет. А чего ради ты в свои сорок шесть носишь такую же прическу, как мой Янелис?
— Хитрю. Обнаружил на висках три седых волоса. От седых волос мужчина может избавиться, укоротив их. — Берсон спустил засученные рукава. — Ладно, тогда я успею на партсобрание. Спасибо!
— Скажи спасибо моей жене. Будь она дома, я не пришел бы. — Эгле помахал телеграммой. — У Черного моря цветут магнолии.
— Ого, магнолии! — почтительно воскликнул Берсон. — И все же таких тюльпанов, как мои, там нет. Есть у меня сейчас один — почти черный, как ведьмин кот.
Берсон ушел. Эгле поставил на столе в ряд три коробочки с витаминами. Коробочки были из глянцевитого картона, яркие и нарядные.
«Завернуть это лекарство в газетную бумагу, так найдутся люди, которые и не поверят в него», — подумал Эгле. Он проглотил четыре таблетки. Потом позвонил домой узнать, пришел ли Янелис. Трубку снял сын.
— Там на моем столе есть два журнала «Проблемы туберкулеза». Принеси, сынок.
Положив трубку, Янелис перерыл все, что было на столе. Нужных журналов не оказалось. Он пошарил в боковых ящиках. Средний был заперт. Янелис уважал отцовское правило — не рыться в вещах сына и, в свою очередь, никогда сам не лазил в его стол. Отец говорил, что незапертые ящики стола неприкосновенны, они — часть свободы личности. Однако возможно, что журналы отцу очень нужны.
Из точеного деревянного стакана с остро очиненными карандашами Янелис достал ключи и открыл средний ящик.
Сверху лежал черный браунинг-зажигалка. Маленький, на ладони умещается. Отец привез этот браунинг из Лейпцига. Янелис два раза «выстрелил». Хорошая зажигалка, но великовата. Рядом с ней пачка анализов. На верхнем снимке некоторые цифры подчеркнуты красным карандашом. Янелис заинтересовался, поскольку на анализе, как-никак, стоит имя отца! Не зря, видно, он подчеркнул число лейкоцитов и тромбоцитов. Лейкоциты — 1160! Янелис имел представление о том, что такое кровь человека, так как ему приходилось переписывать на машинке для отца научные статьи, чтобы заработать боксерские перчатки и горные лыжи. Янелис внимательно просмотрел все анализы, а также справки, выданные минувшей зимой Московским институтом гематологии. Справки говорили о том, что отцу несколько раз делали переливание крови…
И ведь никто в доме не знал, что отец зимой лечился в Москве. Все были уверены, что он ездил в научную командировку.
Янелис снял трубку и хотел было позвонить отцу, спросить, в чем дело, но вдруг передумал. Почему отец сам ни словом не обмолвился об этом? Значит, скрывает и все равно не скажет. Янелис быстро, ломая карандаши, переписал анализы. Потом позвонил в санаторий.
— Доктор Эгле на обходе, — ответили ему.