Сегодня Берсон был в сером габардиновом пиджаке и при галстуке. Он спокойно курил. Похоже, он немного похудел, стали резче складки на лбу, и когда он затягивается, то щеки западают глубже, и при этом отчетливей обрисовывается костистый подбородок. Берсон держится спокойно и естественно. Эгле не мог уловить в его облике ничего скрытого, затаенного.
— Ну, как настроение? — поинтересовался Берсон. — По-прежнему позитивный пессимизм?
— Настроение у меня меняется по меньшей мере трижды за день. С утра хорошее, поскольку факт налицо: ночь прожил. В обед тоже ничего, — как ни крути, а еще полдня одолел. Вечером — превосходнейшее, потому что за плечами уже оказался целый день. Противней всего ночью — нет уверенности, дождусь ли утра. Потому ночью предпочитаю спать.
Поострив, они так и не выяснили, что же думает каждый из них о другом.
— Завтра ты, конечно, придешь на конференцию. Заодно посмотрим кое-кого из больных.
— Приду. Только имей в виду, — Эгле подал Берсону папку с докладом, — читать его будешь ты. Мне, пожалуй, не осилить.
В жесте, с каким Эгле подал папку, Берсон уловил что-то тягостное и полное грустного смысла.
— А это что? — спросил он.
Эгле скривил губы в усмешке, и Берсон не понял, что Эгле прячет за ней: иронию, безысходность или уверенность в себе.
— Это мой последний, так сказать, ученый труд. Сегодня не трогай, завтра просмотришь. Это по поводу врачебных ошибок. Может, кому и пригодится. Все на ошибках учатся, медики тоже.
— Здесь и про мои? — поинтересовался Берсон.
— Те, о которых тут идет речь, ты, разумеется, не повторишь. Это было бы уж совсем ни к чему.
— Хорошо. Завтра поглядим, в чем ты наошибался. — Берсон положил доклад в портфель.
— Пошли в гостиную раков варить. Скоро и Янелис подойдет.
У камина уже был поставлен столик со всеми необходимыми принадлежностями: тарелочками, на которые раков положить, ложками, чтобы зачерпнуть солоноватый, пахнущий укропом отвар, пивными стаканами и полотенцами для рук. Недоставало только главного — большой миски с раками. В камин были уже заложены березовые поленья. Топить еще не настало время — дом за день прогревался солнцем, но стоило взглянуть на белую бересту, и каждый вспоминал о костре. Вид этих поленьев с белой корой придавал комнате уют и теплоту.
— Что-то Янелис застрял, — опять вспомнил о сыне Эгле.
— На велосипеде ехать — не на машине. Приедет, не волнуйся.
— Подождем малость. Пока попробуем, каково пиво без раков. — Эгле налил Берсону пива. — Займемся-ка раками, — предложил он. — Скоро и Янелис подоспеет.
Кристина внесла большую глиняную миску; из укропа торчали красные спинки раков. Первые клешни были отломаны и высосаны в полной тишине. Все молча наслаждались запахом укропа и аппетитным, душистым отваром. Затем отпили по глотку пива.
— Раки соленые, пиво горькое, а вкусно ведь, — нехитро мудрствовал Берсон, — нравится даже женщинам, обожающим сладости.
Герта молчала. Ей пришел в голову гипотетический вопрос: как она помогала мужу, занятому испытанием нового препарата. На завтрашней конференции медиков какой-нибудь дошлый газетчик может пристать к ней с таким вопросом. Она же так мало смыслит в химии. За это никто не может ее винить. На работе она добросовестно делала анализы, а дома заботилась о том, чтобы у сына были заштопаны локти, были выглажены и накрахмалены сорочки мужа и — не отрывала мужа от дела. Разве это так уж мало?
Янелис сидел на сухой торфяной кочке на краю болотистого луга. Позади лес, а впереди широкая луговина с одинокими ветлами. Через луг тянулись прямые груды земли, вынутой из отводных траншей, черный торф вперемежку с белым песком из более глубоких слоев. Груды походили на длинные бисквитные пирожные с шоколадным кремом, по цвету совсем неподходящие к спокойной зелени травы и сероватой листве ветел. Тут же постукивал двигатель бульдозера.
Рядом с Янелисом сидел бульдозерист, такой же молодой парнишка в нахлобученном на глаза берете. Не сходя с места, они набрали по горсти спелой, яркой брусники и поднялись. Бульдозерист вспрыгнул на гусеничную цепь трактора и шмыгнул в кабину. Янелис последовал за ним. Они должны были разровнять вынутый экскаватором грунт.
— Ты замечай, лемех я пускаю наискосок к земле. Теперь назад, и тогда толканем, — орал тракторист. — Завтра я тебя посажу самого за рычаги. Осенью будешь утюжить — только держись! Как брюки утюгом.