Какую дробь он использовал?
Патрон, который в тот день я нашел, был пустой. Но вороны были сильно изуродованы, просто разорваны на части. Это могла быть дробь на вепря или медведя.
Вы уверены, что это был ваш родственник Жорж? Уверен, господин.
Вы уверены, что он стрелял?
С большой вероятностью.
На основании чего?
Судя по времени, прошедшим между появлением Жоржа и двумя выстрелами подряд.
Сколько времени прошло?
Минута, две.
Разве этого факта недостаточно для того, чтобы сделать вывод о том, что стрелял именно он?
Я не видел других охотников или других следов, только его. Их легко узнать: левая нога одеревенела в ортопедическом ботинке, и оставляет очень характерный след, похожий на отпечаток утюга. Кроме того, вороны были просто растерзаны, это очень похоже на дело рук Жоржа.
Каких политических убеждений придерживается ваш племянник?
Он консерватор.
Что вы под этим подразумеваете?
Он ни за что не хотел расширять свой магазин или изменить классический список розничных товаров в своей лавке: керосин, сахар, гуталин (двух цветов), шнурки для ботинок (две длины), свечи, мухоловки, дешевые конфеты и т. д. Он думает, что, выставив какой-нибудь другой товар, как, например, туалетное мыло, одеколон или даже электрический ремень, он мог бы вызвать подозрения крестьян и властей. К тому же, он боится, что крестьяне могут его ославить как модерниста и порнографа, разрушителя патриархального уклада жизни. Я, тем не менее, полагаю, и это я сказал ему уже давно, что все это — его собственные убеждения, что это он — тот, кто так думает, а не крестьяне.
Каковы его политические убеждения? Полагаю, вы поняли мой вопрос.
Что касается политики, Жорж — абсолютный профан. По его мнению, политика — это дело, на которое невозможно влиять, что-то вроде явления природы, грозы или метели, следовательно, вне сферы его интересов. Его логика проста и пугающа в своей простоте: политика как таковая — это, стало быть, опасное и непостижимое понятие, дело, опасное само по себе, так сказать, заразное, что-то вроде чумы. Если ты ее не трогаешь, то и она тебя не тронет. Опасность заразы в таком случае сведена к минимуму, надо только мыть руки как можно чаще, как это делают ипохондрики и гинекологи, и можешь спокойно и дальше прихлебывать свой малиновый сок. Теперь он боится только самолетов союзников, которые летают над деревней, и не потому что те могли бы сбросить свои бомбы на краю деревни (потому что он знает, что бомбы стоят денег, поэтому их не сбрасывают куда попало), а боится он, что могло бы случиться, если бы подбитый самолет сбросил свои бомбы в принудительном порядке, не прицельно, чтобы облегчить нагрузку, или что они «отваливаются сами по себе, даже если их никто не трогает», и вот так, игрой случая и провидения, разрушат его лавку, и его сахар-рафинад рассыплется на все четыре стороны света. Я в первый же день по приезде в деревню категорически заявил, что не желаю разговаривать с Жоржем о политике, потому что для меня политика-это не вопрос суеверий. Я сказал ему, что я скорее пойму и приму политические рассуждения ломового извозчика, чем его, Жоржа, пустую болтовню о бомбах, которые валятся с неба прямо на его лавку и в его сахарную пудру.
Что еще держит ваш родственник в лавке, кроме сахара?
Я же говорил: соль, дешевые конфеты, мухоловки, гуталин, сапожный жир, шнурки, колесную мазь, свечи, керосин, цилиндры для газовых ламп, туалетное мыло, ситец, ленты, фитили для ламп и прочее. Думаю, это все.
Вы ничего не пропустили?
В любом случае, все, что я перечислил, это теперешний ассортимент его лавки. Может быть, я что-то и напутал. Я сказал, туалетное мыло, а это обычное хозяйственное мыло из животных отходов. Мыло он купил у одного крестьянина, на случай, если у него кто-нибудь спросит мыло, какой-нибудь горожанин или офицер, или проезжий человек. Однако я склонен поверить, что это вонючее мыло он приобрел, чтобы продать его мне. Я не заметил, чтобы сейчас в деревне кто-нибудь покупал мыло.
А до войны у него было больше товаров?
Одно время он держал в лавке продукцию фирмы «Мепол» из Врбаса, «Мепол Шлонский & Штраусс». Где-то в году тысяча девятьсот двадцать пятом в письме он попросил меня похлопотать в упомянутой фирме, чтобы его освободили от продажи этих товаров, которые он, то есть, Жорж, не мог продать в деревне, но которые был обязан продавать по договору, устному или письменному, теперь уже не помню. Жорж понадеялся, что у него получится продать некоторые товары крестьянам и окрестным богачам, потому что ходили слухи, что вся эта местность через два-три года будет электрифицирована. Однако, как господину наверняка известно, дело провалилось начисто, а электричество в деревню по сей день так и не провели.
О каких товарах шла речь?
На основании отчета господина Глушаца, который является единственным законным представителем фирмы и который меня письменно известил о деятельности «Мепола», речь шла о мануфактурном производстве изделий из каучука и бакелита: корпуса телефонов, таблетницы, сахарницы, выключатели, электрические изоляторы всех типов, «лист алюминиевый мягкий», плитка для облицовки ванных, а также расчески, станки для бритья, кисти, зеркальца, рамки для фотографий и прочие ярмарочные штучки, на которые не ставилось клеймо фирмы, а продавались цыганам из-под прилавка, а еще разным оптовикам и мелким сельским торговцам, вроде Жоржа. Итак, Жорж попросил меня похлопотать в упомянутой фирме и от его имени составить договор, чтобы изменить существующие условия, то есть, чтобы ему больше не поставляли изделия с клеймом фирмы, потому что, за исключением сахарниц, на них нет никакого спроса, а чтобы ему поставляли товары из другой серии, то есть ярмарочную галантерею, расчески, зеркальца, рамки, кисти, каучуковые заколки и шпильки.
Ваш родственник все еще сотрудничает с упомянутой фирмой?
После получения отчета от ранее упомянутого господина Глушаца в тысяча девятьсот двадцать девятом году фирма «Шлонский & Штраусс», прекратила сотрудничество, когда господин Авигдор Штраусс оказался в Эрец-Исраэль. После его отъезда фирма потеряла реноме и положение, и некоторое время торговала только остатками галантереи. В тот момент, когда я хлопотал за Жоржа, фирма «Мепол» была практически ликвидирована. А Жорж еще раз убедился, раз и навсегда, как все рискованно, и, следовательно, не надо расширять ассортимент.
А что Шлонский?
Шлонский также уехал в Палестину, что мне подтвердил и сам господин Глушац. Правда, остается неизвестным, наш Шлонский — это тот же человек, что и известный поэт Авраам Шлонский, автор Камней хаоса. Покойный Пайя Шварц уверял меня, что это одно лицо, а в качестве доказательства ссылался на письмо своего родственника Фейерштайна, в котором говорится, что Шлонский прославился во всем мире и что, якобы наводит справки о некоторых своих друзьях из Врбаса и Нови-Сада, а особенно о Герц-Шварце, так называли покойного Пайю.
Кто такой Фейерштайн?
Фейерштайн тоже литератор, родом откуда-то из этих краев. Он оказался в Эрец-Исраэль примерно в то же время, что и Шлонский, их часто упоминают вместе, как принадлежащих к одной литературной школе. Свои книги он публикует под именем Авигдор Хамейри. О нем вам мог бы больше рассказать покойный Пайя Шварц, который состоял, как я уже говорил, в родственных связях с Форенштейном, то есть, Авигдором Хамейри, и переписывался с ним на венгерском и идише, потому что покойный Герц-Шварц и сам учил идиш, и довольно прилично им владел.
Вы выполняли еще какую-нибудь работу для Жоржа?
Примерно в тысяча девятьсот тридцать девятом году, во время моей поездки в Триест, а потом в Котор и Цетинье, Жорж спрашивал меня в письме про цены на южные фрукты, и есть ли возможность их доставки. Он, знаете ли, хотел вовлечь меня во что-то вроде товарищества на паях, потому что идея торговать южными фруктами исходила от меня. Однако во всей этой истории я не выступал в качестве потенциального партнера, только в одном письме упомянул, что Жорж мог бы продавать сушеный инжир и гранаты, а я бы ему сообщил кое-какие адреса и порекомендовал бы его кое-каким коммерсантам. Он же в своем письме предложил, чтобы я занимался снабжением и транспортировкой, разумеется, с финансовым участием, а он бы занялся продажей, и таким образом весь риск предприятия лег бы на меня. Поэтому я не стал отвечать на его письмо, поскольку, с одной стороны, я не хотел во все это ввязываться, а, с другой, честно говоря, я не верил в серьезность предложения Жоржа. Ибо, если бы он хотел продавать дорогие южные фрукты только крестьянам, то вся затея не имела бы никакого смысла. Поэтому я намеревался написать, что привезу корзину апельсинов и сушеного инжира, и этого ему хватит на два-три сезона, и я даже написал это письмо, но потом не стал его отсылать, — Жорж в равной степени лишен способности понимать юмор и секреты торгового ремесла. Он — типичный пример старинных сефардских лавочников, я бы сказал, что и эта его бакалейная лавка слишком большая роскошь; ему надо бы, — и я глубоко в этом уверен, — носить лоток, что вешают на шею, и продавать зеркальца и резинки на сельских ярмарках или быть скупщиком перьев, как его дед.