Попадая в сандалии, раскаленный песок жег мне стопы. Маленькие серые песчинки вонзали в меня свои жала, высасывая из меня жизнь. Я посмотрел на нее. Мои опасения оказались напрасными — в отличие от меня, ей песок не причинял никакого вреда — ступая на раскаленный солнцем ковер, она оставляла на нем миниатюрные влажные следы своих ног. Ее пяточки не обжигались о выставленные внизу жала, они увлажняли их и делали мокрыми, а оттого — безопасными. Я же пытался идти по оставленным ею следам, но бежал слишком медленно, и к тому времени, когда подбегал к ним, они уже высыхали и мне оставалось ступать вновь лишь на горячую, злую поверхность.
Спустя некоторое время я понял, что мне ее не догнать. Она бежала для меня слишком быстро. И все же тело ее манило настолько, что, осознав это, я лишь увеличил свою скорость. Пальмы и хижины пролетали мимо меня с невообразимой быстротой. Должно быть, в эти секунды мы с ней походили на двух диких животных. На лань и преследующего ее тигра. Жаль только, что на всю пустыню несмотря на нескончаемую череду мелькающих мимо хижин не было не одного человека способного оценить эту картину.
Когда я уже потерял счет времени, стер в пыль сандалии и сжег песком ступни до самых костей, я понял, что устаю. Сердце мое билось слишком быстро, дыхание стало слишком частым, а зрение не позволяло видеть ее следы. Тогда я подбежал к ближайшей хижине и заглянул в окно. Там, на жестком папирусе, стояли песочные часы. Песка в них осталось меньше чем наполовину. Я тихо выругался и снова побежал за ней.
За время бега кожа ее покрылась загаром и сменила свой цвет с белого на бронзу. От этих перемен тело ее стало еще соблазнительней. Попутно я посмотрел на свои ладони. Они уже были морщинистыми и пигментированными. Времени оставалось мало. На секунду она замедлила шаг, как будто давая мне последний шанс, чтобы ее нагнать. Я что есть сил рванулся вперед, но запутался в своей выросшей за время бега седой бороде и упал. В ту же секунду горячий песок поглотил меня.
Сливаясь между собой, покрывая мне веки, маленькие желтые пчелы слились наконец в один четкий узор, натолкнув меня на воспоминания. В голове возник ускользающий прежде образ. На сей раз очертания его были настолько ясными, что я даже улыбнулся. И прежде чем он снова успел исчезнуть, открыл заполненный песком рот, чтобы произнести наконец нужное заклятье.
Но в этот самый миг мой слух дал мне понять, что в бездну по стеклянным стенам с горы скатился уже самый последний камень и образ снова покрылся тьмой. В отчаянье и разорвавшей душу тоске я закричал что есть сил и провалился в самую глубь песчаных ковров.
Проснулся я от резкого, страшного крика. Он был настолько ужасен, что я сразу открыл глаза. В каждом его мгновении чувствовалась такая черная и страшная безысходность, что мир становился маленьким и неуютным.
Когда я проснулся, она была еще рядом. Божественно красивая и бесстыдно нагая, она лежала, положив голову мне на грудь. Ее густые каштановые волосы подобно темному ручью стекали по моей белой коже. Ее длинные изящные пальцы вырисовывали у меня на плече странные магические иероглифы. Как раз там, где играл солнечный зайчик.
Я перевел взгляд в сторону. Там, на столе, на жестком папирусе, стояли ненавистные мне песочные часы. В них не было ничего живого. Одна лишь только мертвая, механическая реальность давала им почву для произрастания. Отвернувшись от них, я вновь повернулся к ней, мне вдруг жутко захотелось найти эту жизненность и чувствительность рядом. Я слегка потянулся, чтобы ее поцеловать, но прежде, чем наши губы успели соприкоснуться, я услышал как в бездну упала первая песчинка.