— Ведь солю я достаточно. А он все равно должен сам досолить!
— Ну точно, как мой с сахаром.
Эти двое явно не местные! Гораздо естественнее они вписались бы в обстановку «Рюмри» или кафе «Флор»[10]. Особенно девушка. Волосы у нее светлые, прямые, изящно взбитые. Красивого оттенка. Никакой косметики, это-то и выглядит особенно вызывающе! Достаточно одного взгляда на ее небрежно накинутое, броское пальто с капюшоном, короткое, ядовито-оранжевое, и на серые, мышиного цвета брюки с безукоризненной складкой, чтобы быть уверенным, что имеешь дело с девушкой, у которой есть свое собственное мнение об итальянском кино, об американской литературе и о современной литературе вообще. Кто знает, может быть и о Хайдеггере[11]…
У парня вид студента-медика курса с третьего. Небрежно элегантен и раскован. Едва успев сесть, он уже раскрывает книгу.
Книга — это любопытно! Я вытягиваю шею, чтобы прочесть название. Довольно неожиданно: «Его превосходительство Эжен Ругон»[12].
Он держит книгу с видом человека, открывающего четырнадцатый том «Людей доброй воли»[13]! Я мысленно улыбнулся Жюлю Ромену. Но улыбка застыла у меня на губах. Голосом, который никак не вязался с моим представлением о ней, девушка спросила:
— Эмиль Золя? Хорошая вещь?
И, поскольку друг не ответил, она, надув губки, углубилась в чтение «Селексьон»[14].
В купе третьего класса много читают. Всё подряд. Но Мариус Ришар никогда в жизни так не удивлялся, как при виде старушки с пучком и в косынке, которая в одно прекрасное утро в поезде вытащила из кошелки с морковью, видимо, только что купленной на центральном рынке в Париже, платоновский «Пир», водрузила на нос очки в стальной оправе и читала, не отрываясь, четыре остановки подряд.
Улыбка миловидной молодой женщины сияет по ту сторону прохода. Время — три часа дня, состав идет по направлению к Парижу. Народу мало. Палит солнце, занавески задернуты, и от этого поезд словно бы уже и не пригородный. Кажется, будто это уютный вагон дальнего следования где-то в глубокой провинции…
Мужчина, который едет с дамой Улыбкой, сидит ко мне спиной. Черт побери, какие плечи!
Входит контролер. Вот так штука, я забыл подписать сезонку! Наскоро вывожу свои каракули и протягиваю ему. Он проверяет билеты у других пассажиров и выходит. Поезд останавливается на очередной станции, стоит, медленно трогается — все как положено, и вдруг…
Опять появляется наш контролер, да как резво! Куда подевалась его недавняя степенность!
Он устремляется к даме Улыбке и ее спутнику. Вспыхивает перепалка. Из-за стука колес я с трудом разбираю слова.
— Что же, по-вашему, — кричит мужчина оскорбленным тоном, — я должен был выскочить на перрон, предъявить билет и вскочить в поезд на полном ходу? Это же безумие!
— Вы обязаны иметь документ на право проезда на участке Ланьи — Париж. А у вас его нет.
— Но у меня билет Ланьи — Ганьи (промежуточная станция между Ланьи и Парижем) и сезонка Ганьи — Париж! Повторяю: я бы не успел выскочить в Ганьи, добежать до окошечка, предъявить билет и вскочить обратно!
— Вы нарушитель! Тариф Ланьи — Париж не равен сумме тарифов Ланьи — Ганьи и Ганьи — Париж. Вы должны оплатить разницу.
Дама Улыбка сложила губы в заглавную букву «О». Ее спутник совершенно ошарашен. И он по-своему прав! В купе ворвалось некое воплощение абсурда, вселяющее мысль, что дважды два, возможно, не совсем четыре.
Контролер добросовестно, с достоинством, снова дает объяснения:
— Здесь граница зоны. Вы обязаны доплатить. К тому же это не первый раз.
Пассажир, разъяренный, затравленный, готовый, судя по всему, до конца отстаивать свои попранные представления о миропорядке, отказывается платить. Контролер забирает у него билет. Пассажир требует билет назад, причем немедленно. Контролер соглашается вернуть билет лишь в обмен на удостоверение личности! Пассажир требует, чтобы контролер предъявил свое! Контролер сходит. Мы в Ле-Ренси.
Немногочисленные зрители громко обсуждают случившееся. Дама Улыбка что-то шепчет мужчине на ухо, тот пожимает своими бычьими плечами. Дважды два — все-таки четыре!
— Браво! — говорит сухощавая женщина. — Вы такой же, как мой покойный муж. Умеете за себя постоять!
— Я в своем праве, — отвечает мужчина и снова принимается объяснять все сначала.
11
Мартин Хайдеггер (1889–1976) — немецкий философ, один из основоположников немецкого экзистенциализма.