— Порочный круг, — сказал я.
— О, я надеюсь, для вас не будет затруднительно заплатить за два гайака? Я забыл получить деньги на студии… ну и… Разумеется, это будет за мной. Ужасный Марсель приветствует вас, молодой человек. Я живу тут по соседству. Рядом с улицей Гранж-о-Белль… Меня все знают.
Своеобразной внешностью наградила природа этого человека. Находка для кинематографа! Идеальный статист, или то, что теперь называют «артист окружения». Вечером, вернувшись домой, я набросал по памяти его портрет. К тому времени я уже умел немного рисовать. Мне показалось, что, несмотря на браваду, он стесняется своего огромного роста и физиономии, похожей на клинок ножа в лунном свете. Я чувствовал в нем большой запас нерастраченного человеческого тепла, которое он не решался проявить из-за своей лошадиной наружности. Замкнулся в себе, вот и все.
После этой встречи я стал еще чаще бродить вдоль канала Сен-Мартен, иногда один, иногда с Марселем. Однажды вечером, зимой, был страшный туман, такой густой, что не различишь домов на другом берегу. Вот-вот должен был пойти снег. На канале очень красиво, когда идет снег. Кажется, будто на баржах бьют яйца и разбрасывают скорлупу по воде. Обычно в субботний вечер жизнь в десятом округе бьет ключом. На каждом углу — продавцы каштанов, уличные артисты, силачи, увешанные медалями. Но в тот вечер — ни души. Нам показалось, что мы вышли на Гранж-о-Белль.
— Ты уверен, что эта улица — Гранж-о-Белль? — спросил я, немного помолчав.
— Уверен… да, уверен! Во всяком случае, это — улица! Что уже хорошо…
И в ту минуту мы заметили какое-то свечение.
Иначе не скажешь. Это было похоже на красные и синие колбы в аптеке, куда я заходил, когда мне было лет пять, купить жевательной резинки. Свет выбивался сине-зелеными пеленами из полуподвала, где находилось что-то вроде харчевни времен Ласенера. Все это и впрямь было очень похоже на колбу аптекаря. В колбе двигались какие-то люди, они танцевали. Я прочел вывеску:
«Кабачок счастья»
— Весьма смело со стороны хозяина так окрестить эту дыру, — сказал Марсель.
— Пошли дальше?
Эта перспектива была еще менее заманчива.
— У тебя есть деньги, Ален? На студиях сейчас, знаешь, если человек худой…
— У меня пятьдесят франков. Я нашел одного психа, которому понадобилось, чтобы я нарисовал ему на барабане Марианну[35]. Он помешан на джазе и Республике. Тебе бы он не понравился, в нем килограммов сто, не меньше.
— Интересно, где только люди берут деньги, чтобы толстеть? Ну давай, входи…
— Мне не нравится этот свет. Ты уверен, что мы на Гранж-о-Белль?
— Ты спятил? В чем я могу быть уверен? После вас, милорд!
Так мы попали на тихий бал в кабачке, где люди смеялись под звуки волынки.
— Ты заморозил нас, красавчик блондин! — крикнула девушка. — Проходите, дамы и господа!
— Ошиблась! — сказал Марсель. — Мы без дам.
— Хорошо, но вы нас все равно заморозили, красавчики блондины! Закройте дверь!
Здесь, в дыму, сине-зеленый свет, который нас сюда завлек, оказался просто чуть окрашенным полумраком.
— Я ничего не вижу, — заворчал Марсель. — С вашим проклятым освещением кажется, будто ты в аквариуме…
— Извините, пожалуйста, — сказала официантка, — наши клиенты привыкли. Идите за мной…
Идти за ней было приятно. Кудрявая, как барашек — только парикмахеры восточной части Парижа владели тогда секретом такого перманента, — с осиной талией и звонким смехом, она была похожа на романтическую фарфоровую куклу.
— Вы не из общества? — спросила она.
— Смотря из какого! Принесите-ка нам два коньяка и воду.
— Двойных?
— Да, двойных. И два сандвича с ветчиной.
Она ушла, оставив нас в полном изумлении. В этом «Кабачке счастья» было довольно уютно. Появились коньяк и сандвичи, и я неожиданно пришел к выводу, что в жизни есть кое-что хорошее — разумеется, если не требовать от нее слишком много. Вдобавок играл аккордеон. То было прекрасное время, когда все танцевали яву. Теперь много говорят о тридцатых годах. Тридцатые годы в моде. Меня-то мода заботит мало. Я сам делаю моду. Денег у меня куры не клюют. Бывший мальчик на побегушках добился успеха в поп-арте, и сам черт мне не брат. Но, по-моему, в этой моде на вчерашний день слишком много внимания уделено чарльстону и незаслуженно мало — яве…