Поодаль, на широкой обочине, где трава была вся в проплешинах от колес велосипедов, человек со слишком светлыми глазами стоял и смотрел, как крутятся на карусели мальчишки и девчонки, маленькие бедняки из предместий между Роменвилем с его лысыми холмами и Плэном, где алчным вампиром рыскал некогда знаменитый убийца Тропманн.
Конечно, карусели — примитивные игрушки, но сколько воспоминаний связано с ними… На этой карусели за минувшие полвека покаталось, должно быть, немало Больших Мольнов[6] из старых предместий. Карусель прибыла из департамента Сена-и-Марна. Выцветшими золотыми буквами на ней был написан адрес: Барбанегр. Экут-с’иль-пле.
Напоминала ли человеку со слишком бледными глазами эта карусель так же много, как и мне? Думаю, да. Без устали глядел он на ее нескончаемый бег на месте и наверняка вспоминал о чудесах своего детства.
И вдруг началось действие, немой фильм, словно показывали старую, в царапинах киноленту.
Хорошо одетая женщина, тревожась за свое гарцующее чадо, толкнула человека со светлыми глазами. Он не обратил на это внимания. Тогда другая, одетая бедно, тоже толкнула его. Он опять ничего не заметил. Первая ограничилась тем, что косо на него посмотрела. Вторая проворчала:
— Не можешь оторваться, урод. На мальчишек тебе глазеть мешают!
Человек в куртке остановил свой холодный взгляд на той, что была беднее, и она прикусила язык. Отодвинулась, злобно показав желтые зубы.
Человек опять смотрел на карусель, а я смотрел на него.
Нет, он был не очень хорошей рекламой для аттракциона, устроенного здесь, между перестраивающимися дешевыми домами и невзрачным шоссе, по которому мчались автомобили, уносясь подальше от этой бедной воскресной окраины.
Никаких других развлечений тут не было: ни тира, где стрелок получает в награду собственную фотографию, на которой он запечатлен метким охотником, ни качелей, которые так любят девушки из народа, ни скачущих гусениц, ни автоскутеров, хотя и сталкивающихся то и дело друг с другом, но столь же безопасных и надежных, как нерасплывающиеся оксидированные краски высшего качества, какими стоило бы изобразить эту сценку: женщины самых разных сословий, облепившие карусель, которая выделяется на блеклом фоне выцветших красных домов и синей автострады, и, конечно же, приросший к месту человек.
— Ну и глаза у этого типа! — говорит вторая матрона, вновь обретая дар речи.
У нее в голове, конечно, скандальная хроника.
«Таких людей к детям близко нельзя подпускать, мамаша Вуез. Вот что я вам скажу». Именно так она и думает, как пить дать. А тут и в самом деле к человеку в канадке идет беленький мальчик с взлохмаченной головкой цвета меда. Он в рваной кофте, на голых ногах прихотливым узором размыта пыль.
Между ними происходила какая-то игра в недомолвки, мальчишка как зачарованный медленно, неровными шагами приближался к человеку в куртке, во всем этом было нечто необъяснимое и таинственное.
Теперь мне кажется поразительным, что у мальчика тоже были светлые глаза. Сколько ему было лет? Семь? А может, девять? Или восемь? Поди угадай при том чудовищном питании, которое получают дети пригородных кварталов… Во всяком случае, мальчик был не шестилетний.
Мужчина и мальчик совсем по-разному смотрят на карусель. Для мужчины — это вихрь утраченных воспоминаний, для мальчика же — прошу простить меня, что я с такой осторожностью подбираю слова, — но, право, на нем как будто было написано: «Это — счастье».
Человек в куртке словно сбрасывает с себя оцепенение, краем глаза глядит на парнишку, удивляется, наклоняется к нему, улыбается. Глаза его на секунду вспыхивают ослепительно ярко, потом гаснут. Эта вспышка определенно подозрительна, очень подозрительна. Мальчишка не выпускает изо рта свой грязный палец. Прохожие, особенно женщины, наши славные женщины, поглядывают на них. Среди мамаш растет беспокойство. «Этого допустить нельзя». Нельзя допустить? Чего именно? Сказать точнее они не могут, но — нельзя, тут они руку готовы дать на отсечение.
Может, они и правы? Ведь откуда-то берутся дурные люди. Те, о которых пишут в газетах! А этот человек, с его добела отмытыми глазами, и впрямь похож на преступника.
На площади, где проносящиеся мимо автомобили беспрерывно подстегивают бег карусели, как мальчишки подгоняют волчок, мужчина и ребенок глядят на карусель, и они уже трижды видели сходивших с круга ребят, и хозяин с огромным животом, получая с них деньги, искоса поглядывал на странную пару, не решаясь вмешиваться — разумеется, из-за глаз!