Хейес немедленно позвонил Генри в Даллас. «О том, что рассказывал о Дарре Лич, известно еще кое-кому, — сказал Хейес. — Например, Д’Элиса узнал об этом практически из первых рук, от людей, которые сами работали в Josephthal». В течение последующих нескольких часов Хейес, Генри и Д’Элиса многократно перезванивались. В принципе, ничего нового они не узнали, но бесконечно пережевывали ситуацию, не в силах придумать, как быть дальше. Они понимали, что публичный скандал может окончательно прикончить Bache — фирма до сих пор расхлебывала последствия кризиса на рынке серебра и все еще подвергалась нападкам разгневанных конгрессменов и СМИ. Не дремали и Бельцберги, не раз угрожавшие новой атакой на Bache. Хейес, Генри и Д’Элиса всерьез опасались, что правда о Дарре ввергнет в панику руководство Bache, и оно от греха подальше вообще прикроет их отдел, чтобы пресечь в зародыше новый скандал. Стало быть, они рискуют вообще потерять работу.
С другой стороны, не могло быть и речи о том, чтобы замалчивать правду о начальнике. Не прошло и нескольких дней, как в нью-йоркский офис начал названивать Дуглас Кеммерер, торговец налоговыми укрытиями из Сан-Франциско. Видимо, ему тоже удалось что-то пронюхать, потому что он забросал Хейеса вопросами по этому щекотливому делу. Этот малый сильно беспокоил Хейеса — любитель интриг и сплетен не успокоится до тех пор, пока не разнесет слухи о Дарре по всему миру. Хейес связался с Генри и Д’Элисой и предложил как можно быстрее встретиться.
А это было не так просто: Генри находился в Далласе, Хейес — в Вашингтоне, а Д’Элиса — на Лонг-Айленде в Нью-Йорке. Единственной возможностью собраться всем вместе было очередное ежеквартальное общее собрание отдела на Манхэттене, которое должно было состояться спустя две недели. Но они сговорились, что в офисе Bache не обменяются ни единым словом о подозрениях в адрес Дарра — слишком велика вероятность, что их подслушают. Следовало найти укромное местечко, где можно было спокойно поговорить вдалеке от посторонних ушей.
Генри решил позвонить Мэррону, который работал бок о бок с Дарром в нью-йоркском офисе, и попросить найти место для конфиденциальной встречи. Естественно, Мэррон поинтересовался, зачем это нужно, и тогда Генри ввел его в курс дела. Это подтвердило самые худшие опасения Мэррона относительно их босса. Месяцы напролет он вынужден был выслушивать откровенно лживые россказни Дарра о военных подвигах, и с каждой новой историей доверие Мэррона к боссу таяло.
«Прямо-таки патологический тип, — пробормотал себе под нос Мэррон и спустя минуту предложил: — А что, если мы соберемся на квартире Уолли Аллена?»
С тех пор, как Дарр притащил старого дружка в Bache, он снимал жилье в паре кварталов от офиса. «Отличное местечко, — говорил Мэррон, — достаточно близко, чтобы отлучиться туда на часок во время перерыва, не вызвав лишних подозрений». Однако Генри забеспокоился, ведь Аллен знал Дарра гораздо больше, чем все они. Почем знать, можно ли ему доверять?
«Не думаю, чтобы с Уолли возникла проблема, — ответил Мэррон, — может, он и получил место благодаря Дарру, но вряд ли такой уж большой его поклонник».
В этом Мэррон не ошибался. Аллен легко согласился, чтобы встреча прошла у него дома, и пообещал держать все в тайне.
В октябре, когда проходил общий сбор отдела, планы «заговорщиков» приняли четкие очертания. Весь штат Дарра собрался на Манхэттене, и совещание началось. Сначала Дарр говорил о результативности продаж в предыдущем квартале, потом была презентация новых сделок, запланированных к продаже в этом квартале. Все слушали и делали пометки. Потом наступило время перерыва. Все поднялись и поспешили в ближайшие рестораны. В общей сутолоке эти пятеро вежливо отклоняли все предложения о совместном ланче — у них были другие планы.
Поодиночке они покидали офис Bache на Голд-стрит, 100, держа курс на юг к квартире Аллена в доме, где когда-то размещалась компания Excelsior Power, построившая в 1888 г. первую угольную теплоэлектростанцию на Манхэттене. В 1979 г. в ходе реконструкции старинное кирпичное здание было переделано в жилой дом — проект, который наверняка участвовал в какой-нибудь налоговой схеме и помог кому-то минимизировать налоги. Хейес и прочие по одному поднимались в квартиру Аллена. Через безликий скучный вестибюль Excelsior по длинному коридору к маленькому современному лифту, затем на пятый этаж, а там — через покрытый ковром холл в конец коридора к самой дальней квартире.
Жилище Аллена было обставлено просто. По полу были разбросаны большие подушки и футоны, и каждый из гостей мог приспособить их под удобное сиденье. Прихватив из холодильника Аллена несколько бутылок пива, они сидели в гостиной, нервно переговариваясь в ожидании, когда подтянутся остальные, — обсуждали великолепный вид из окна на Бруклинский мост и подшучивали над слишком минималистской обстановкой Аллена. Кто-то предложил назвать их небольшую группу в честь места, где они впервые собрались. И впоследствии их встреча именовалась в Bache не иначе, как первое официальное собрание «Футонской пятерки».