— "Нечто иное" — эвфемизм такой. Ты хочешь познакомиться с человеческими мальчиками.
— Да! И хочу знакомиться с ними именно сейчас, пока все мои ошибки вы можете списать на молодость и глупость. Что бы я ни делала, в отличие от тебя или Теодрана, люди посмотрят на это сквозь пальцы. Студенческий бал — отличный вариант, и ты, если подумаешь, со мной согласишься.
Отец молчал, тяжело глядя на меня. Я продолжала:
— После официальной части будут танцы, те самые "человеческие танцы", которым меня столько времени учили. Ну и потом... может появиться возможность посмотреть, как на нас реагирует человеческая молодежь в неформальной обстановке.
— Да понял я, понял... Это все Теодран мне уже сказал. Вот научил убеждать, на свою голову...
От воспоминаний меня отвлек запах, резкий и совершенно неуместный в танцевальной зале. Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что он мне напоминает: "огонек", один из запрещенных человеческих наркотиков. Похоже, кто-то собрался на балу решать личные проблемы. Ну-ка? Старательно принюхиваюсь. Струйка запаха ползет из-за неплотно прикрытой двери в коридор, за которой девушки звенят стаканами и бутылками с напитками. Отхожу на пару шагов, со слухом у меня тоже все в порядке, как и с любопытством. Впрочем, нет — любопытство, по мнению родителей, не в меру огромное. Ну и пусть.
— Куда ты пузырек на две бутылки разливаешь? — доносится придушенно из-за портьеры. — Дозы не получится...
— С одного стакана не получится, и не надо. — Голос тихий и спокойный, но слышен хуже шепота, приходится напрягать слух. — Смотрите, девочки, первую партию я разношу пятерым. От половинной дозы эффект слабый, они и внимания не обратят. Вторую понесет Виола. Тоже пятерым. Но только трое наших лопушков получат и первую и вторую дозу. А если начнутся разборки, то и у меня и у нее будет по двое парней, которые подтвердят, что они пили принесенное и с ними ничего не случилось.
— Ленок, ты умница. Это типа алиби?
— Не совсем. Докопаться все же могут. Но картина не очевидна.
Плеск жидкости, шорох шагов. Я в восторге: скучно не будет! Теперь бы отследить, кого они будут поить. Осторожно перемещаюсь в первый ряд зрителей.
Запах "огонька" ударил в нос. Парень, приставленный к нашей делегации в качестве гида, взял стакан. Понятно, наверное, уже горло пересохло на вопросы Теодрана отвечать. Как его зовут-то? Михаилом? А ничего вообще парень, симпатичный даже, хоть и человек. Добрый и спокойный, хороший кандидат для знакомства. Предсказуем, а в первый раз лучше обойтись без сюрпризов...
Ага, как же, вот и сюрприз! Сейчас он с чего на меня уставился? Рассматривает в упор, и даже рот открыл. Это на него "огонек" так подействовал? Но ведь это значит... Я что же, им как человеческая самочка воспринимаюсь? По крайней мере под "огоньком". Как интере-е-есно... А ведь этой информации наверняка в архивах посольства нет. Уже не зря сходила.
Отвернулся, трясет головой. Смешно так. Но папа что-то заметил, специально шуршит поясом. Отвлекает внимание Михаила от моей персоны. Беспокоится? Подмигиваю отцу: "Не волнуйся, я знаю, что происходит." Еще бы на самом деле знала.
Михаил тем временем рассказывает историю вальса, спокойно, уверенно. А вот скользкие вопросы Теодрана, касающиеся теневой стороны жизни общества Основы, похоже, искренне не понимает. Неужели такой наивный? Нет, вон поджал губы. Понял, просто не хочет говорить. Ну все! Я с ним танцую. Вот только закончится фольклорная часть.
Звон стаканов.
— Спасибо, Виола.
Что-о-о?! Ему второй стакан с "огоньком" притащили? Значит, Михаил из числа "трех лопушков"! У меня появилось чувство, как будто кто-то забрался на мою территорию и пометил все углы. Я же с Михаилом танцевать собралась! И вообще, надо его спасти, для себя. Любопытно, на действие "огонька" мое присутствие как наложится? Проведем опыт... на людях:
— Вы не могли бы обучить гостью вашим танцам?
Вздрагивает, оборачивается. Глаза масляные, пустые. Удерживаю взгляд, не отрываясь. На лице Михаила появляется осмысленное выражение.
Танцуем... Я и не ожидала, что это окажется так приятно. Михаил большой, теплый, аккуратный. И руки мягкие, меня по спинке гладят. Хочется закрыть глаза. Считается, что люди под действием "огонька" непредсказуемы и опасны. Но чувства опасности нет, а я своим чувствам привыкла доверять. И все-таки он другой, чем наши парни. Вот Багир: расчетливый, уверенный до самоуверенности, любитель планировать и удивляющийся, если планы вдруг не исполняются. Или Теодран. Все время чувствуется сжатая пружина воли, долг и готовность. А Михаил... он как будто идет краем огромного вспаханного поля, птичек слушает, травинку грызет. Странное чувство. Надо будет его обдумать. И имя Михаил, Мих... ему подходит.
Ага, папа заметил, как меня тискают, и собирается прекратить. Показываю кулак: ведь договорились же "не вмешиваться". Кажется, дошло...
Мих тем временем пытается прощаться. Но сразу, как только отпустил меня, взгляд стал туманиться. Еле успела поймать, а то так бы и грохнулся на пол. Вот ничего себе! У него же пик первой волны. А когда танцевали, почти незаметно было. Неужели это мое влияние на него? Ну уж нет, я такой случай упускать не намерена! Прижимаюсь к нему и незаметно вывожу из зала. Парень удивлен, мягко говоря. Неужели все еще не понял? Придется объяснить.
А думает он красиво. Сосредоточенно. Только медленно. Стоим в тупичке коридора, он мне руку уже под завязку юбки просунул и сам вроде не заметил, как. Заметил: смутился. А зачем смущаться, спрашивается, была бы я против — остановила бы. А так — интересно и забавно. Люблю, когда меня гладят.
Его идея с холодным домиком в саду меня настораживает. Если что случится с парнем, я ведь себя винить стану, что не уберегла. А не поехать ли мне с ним? Решено: никуда я Миха одного не отпущу, пока действие "огонька" не пройдет. Нашим говорить не стану — запретят. А так... Потом, конечно, попадет сильно. Но ведь потом.
Чтобы устроиться на мотоцикле, пришлось подвернуть юбку. Некрасиво, но пусть — на улице ночь, а люди в темноте видят плохо. Просовываю руки поглубже через карманы Михиной куртки и сама прижимаюсь к спине. Удобно, такой большой, от ветра закрывает.
[image_696|center]
Как только выбрались из города на шоссе и мотоцикл перестал крениться в поворотах, я высвободила одну руку, дотянуться до пояса, стягивающего плед. На конце его, стилизованном под голову змеи, радиомаячок. Под левый глаз замаскирована кнопка включения-выключения, под правый — аварийный сигнал. Я выключила маячок, подождала минуты две, включила на минуту и выключила снова. Наши поймут, что я хотела сказать: "Выключаю намеренно и добровольно. Прошу не искать." В случае крайней необходимости вычислить, куда мы поехали, при наличии досье на Миха и зная шоссе, не составляет труда. Но Миху почему-то доверяю полностью. Даже в его нынешнем состоянии. К слову, состояние-то пока вполне нормальное.
До домика в саду мы доехать не успели, слишком долго петляли по городу. Его прихватило еще на шоссе, перед поворотом на проселок. Руль в руках мелко задрожал, а спина напряглась.
— Мих, остановись!
— А? Что такое? — мотоцикл выкатился на обочину и затих. Парень обернулся с каким-то закаменевшим и жалобным одновременно выражением лица.
— Что-что... У тебя вторая волна, — отвечаю и, наклонив голову набок, подставляю губы для поцелуя. На сей раз я ответила ему. Так необычно, мой язык длинный и шершавый, а его — короткий и гладкий. И я могу пройтись своей "терочкой" по его языку справа и слева. И даже сверху, если изогнуть кончик. И вкус его мне понравился. В общем, отлипли друг от друга мы совсем не сразу. Мих тяжело дышал, хотя смотрел уже осмысленно. Язык его все же не слишком слушался:
— Ар-фа, ты рискуешь, оставаясь со мной, когда я в таком состоянии...
— А мне кажется, нет. Ничего плохого ты мне не сделаешь. У нас другая проблема — мы не можем ехать и целоваться. А ехать надо, скоро пойдет дождь и может, даже со снегом.
— И что ты предлагаешь? — он растерян и напряжен. Я беру дело в свои руки:
— Садись. Вот так.
Я устраиваюсь позади и просовываю руки в карманы куртки, чтобы до него добраться. Ощущения рук на теле Миху хватает, даже с запасом. Когда я начинала шевелить пальчиками, Мих сбрасывал скорость и звучно дышал, а минут через двадцать его отпустило. Мы как раз приблизились к поселку.