— А ты нам не веришь? — Девере, подложив руку под голову, подкидывал в воздух пустой пузырек, который еще совсем недавно наполняла серебристая густая жидкость. — Мы с Киганом гонялись за ней три часа, пока ты занимался своими скучными рунами.
— Знания рун очень полезны. Не завидуй тому, что меня допустили к практике уже сейчас, тогда как других учеников все это ждет только в следующем году.
— Завидовать? — в очередной раз поймав матовую стекляшку, возмутился тот. — Киган, ну, ты его слышал?
— Вы мешаете мне заниматься.
Темноволосый юноша сидел у окна, склонившись над какой-то толстенной книгой. Вид у него был крайне сосредоточенный.
— Ты только посмотри в его честные глаза, да как ты можешь в них сомневаться?! — наигранно продолжал Девере, с пылом схватившись за сердце.
— Я сомневаюсь в тебе, Стиан. Врать ты похоже научился даже раньше, чем говорить.
— Сочту это за похвалу, — резко поднявшись, он вырвал из расслабленных рук Кларка листок и начал сооружать из него какую-то незатейливую фигурку.
— Эй, ты чего?! А ну отдай!
— И почему вы всегда собираетесь в моей комнате, — вздохнул Киган, на время отвлекшись от своих монотонных записей. — Не лань, а лянь. Речные водоросли. Правильно высушенные на ветру и с добавлением…
— Э, за бесплатно не рассказывай, — прервал его юноша, с улыбкой продемонстрировав друзьям получившийся из бумаги цветок. — У его семьи столько денег, что будет просто расточительством отдавать ему наши секреты задаром.
— Больно надо, — Кларка от чего-то всегда задевали слова о богатстве его семьи, совсем немногие знали, что эти деньги были получены в свое время жестоким разбоем и чужой пролитой кровью. — Руны куда интереснее.
— Пожалуй, ты прав, — Стиан начертил в воздухе усиленную руну потока.
— Ты что забыл, они тут не работ…
Но Девере вдруг с силой дунул на свой бумажный цветок, от чего тот, закрутившись по комнате, ударился прямо о широкий лоб Кларка. Реакция юноши не заставила себя ждать.
— Вы мне сейчас все тут разнесете!! — вскричал Киган, пытаясь остановить затевающуюся драку.
В тот день они много смеялись, а к вечеру, следуя своим неизменным традициям, они пробирались на кухню, чтобы выпросить у повара-толстяка пару яблок или же лимонных сухарей. Кигану нравилось проводить время со своими новыми друзьями, честно говоря, до поступления в магистериум он был совсем один. Юноша рос довольно застенчивым и нелюдимым, а все свое свободное время он посвящал чтению свитков и книг, тех немногих, что ему удавалось достать, когда его кочевая семья, наконец, останавливалась в том или ином городе.
Киган стыдился своего низкого происхождения, как и того, что его родители были простыми бродяжными артистами. Мать зарабатывала на жизнь уличными танцами, тогда как отец аккомпанировал ей на лютне, заставляя своих младших детей шнырять вокруг собравшихся зевак и по возможности срезать их тугие кошельки. Где-то в двенадцать лет Киган отказался участвовать в подобных авантюрах и лишь угрюмо ходил следом, присматривая за лошадьми и больной бабушкой, которой также была не по нраву вся эта бродяжная жизнь.
Именно благодаря столь ворчливой старой женщине Киган узнал о жрецах, о магистериуме, о рунах и о порталах, о загоризонте, что скрывается за далекими бушующими штормами.
— Ты, наверное, думаешь, что я совсем выжила из ума? — говорила она, смочив слюной свои желтые засохшие губы.
— Нет, бабушка, я так не думаю, — маленький Киган сидел на краю украшенной лентами повозки, свесив вниз свои тонкие ноги. — А расскажи мне еще что-нибудь про Древних!
— Фи, какой толк про них рассказывать, были да умерли. Туда им и дорога! — женщина закашлялась, пытаясь дотянуться дрожащей рукой до своей трубки. — Подай-ка сюда.
— Но отец мне сказал…
— Мало ли, что этот балбес тебе сказал! А ну, живо! — и только получив свой желанный табак, она наконец успокоилась и начала пускать в небо незатейливые кружочки, сотканные из черного дыма. — Твоя мать хоть и дура, но иметь весь свой выводок от одного человека — даже для нее слишком.
Мальчик немного насупился: все его братья и сестры в семье были рыжие, будто бы их поцеловал огонь, но Киган же… Дитя ворона. Так его в шутку прозвали родные. Но несмотря на всевозможные домыслы, отец также сильно любил его, как и других своих детей и никогда ничем Кигана не выделял.
— Чего рожу скорчил? — бабушка дыхнула на него густым паром. — Слова тебе ничего плохого не сделают, а вот руны — могут.
— Тогда расскажи мне про руны!
— Ишь какой шустрый, — женщина хрипло рассмеялась, обнажая свои редкие гнилые зубы. — А ты прочитал те главы, что я когда-то просила, там, где написано про первородную энергию?
— Прочитал, — гордо ответил тот, вспомнив обложку старинной и очень толстой книги.
— Прочитать еще мало, а вот понять, — для рассказа старуха постаралась усесться поудобнее. — Жрецы те еще болваны, раз гоняются за камнями, вместо того, чтобы посвятить свое время тому, что их наполняет. Первородная энергия штука сложная и берется она не из неоткуда.
— А ты знаешь откуда она пришла на материк?
— Фи, если б я знала, то сгинула б вместе с Древними! — женщина вновь закашлялась, пытаясь удержать в ослабевших руках курительную трубку. — Все имеет свое начало. Обноски, что ты сейчас носишь, еда, которую ты ешь на обед, и энергия, что заряжает собою руны. Все это. Ну а если есть начало, то, следовательно, есть и конец.
— Рунная энергия иссекает? — испуганно спросил мальчик, и глаза его тут же расширились, после всех бабушкиных рассказов об использовании первородной энергии и заряженных древних камней, он действительно боялся их скорого исчезновения.
— Медленно, но да. Она покидает нашу проклятую землю. Проклятую нами самими: нашей кровью, страданиями и бесчисленными смертями.
— А это можно как-то остановить?
— Кто знает, — старуха улыбнулась, скидывая остатки курительной смеси на землю. — Может нам жилось бы лучше без нее. Посмотри на своих пляшущих на сцене родителей, они выглядят довольно счастливыми и без всяких рунных камней. Правда, они и без мозгов тоже…
— Бабушка, а ты когда-нибудь пользовалась рунами?
— Пользовалась, и не один раз, — она о чем-то задумалась, и, казалось бы, начала тихонько дремать. — Какой же ты крикливый, ворон. Совсем еще птенец. Тебя так много всего ждет впереди.
— Бабушка, а я…
— Тш-ш, дай старухе свой полуденный сон, — женщина закуталась в пыльные, от постоянной дороги, покрывала. — Энергия рун. Карталис. Дорога из золотистого песка. Это обман, мой птенчик. Это обман.
Пронесшийся вихрь воспоминаний вернул вдруг Кигана обратно в жилую комнату Цитадели, где он сидел у камина, сжимая в руках исписанный идеальным почерком Падре — листок. Девере позаботился о том, чтобы никто не заметил его подмены: да, отчеты были закончены и верно пронумерованы, как и все остальные, но вот то, что было на них — это ложь.
— Что ты пытался скрыть от Цитадели, Стиан? — проговорил жрец, рассматривая чуть серебристый от речных водорослей пергамент. — Неужели исследования граара были чуть более успешные, чем полагает старый дурак Фредерик и все его здешние монахи?
На улице зазвонил колокол, объявляя о закрытии внутренних ворот и завершении на сегодня всех рабочих дел. Вскоре вернутся уставшие пахари с поля, а также рыбаки с близлежащей речушки, женщины заканчивают заниматься стиркой, а из труб деревянных домов начинает идти густой печной дым. Цитадель продолжает жить своей жизнью, и, кажется, Киган здесь слишком долго был непрошенным гостем. Пора возвращаться домой. В магистериум.
Глава 39. Жрец и ученик. Падре и Део
Последующие несколько дней, после происшествия с доктором, Падре предпочел отсидеться в доме, при этом никуда не отпуская Део одного. Он даже спал с ним в одной комнате.
— Мы не знаем, насколько сильно это существо, будет лучше оставаться вместе.
Део видел, как учитель встревожен, он будто осунулся и постарел после того, как юноша рассказал ему о случившемся.