— Тридцать, — перебил его жрец, тут же начав отсчитывать необходимую сумму.
— Ну уж, тридцать! Вы ставите меня в неловкое положение, господин жрец, — доктор начал отмахиваться от протянутых денег, словно от каких-нибудь навозных мух. — Эта сумма едва ли покроет возможное лечение шхуна. Можно даже сказать, что моя лечебница проработает себе в убыток. Нет уж! Тогда без меня!
— Один золотой и тридцать пять серебряных, чистыми монетами, — едва ли прослушав его разглагольствования, проговорил Киган.
— Тридцать пять, тридцать пять, — причмокивая повторил тот, жадно глядя на переливающиеся блестяшки в крепких руках жреца. — Это уже похоже на правду, но все равно… Нет. Нет. Вы, наверное, плохо понимаете… Да и в самом магистериуме разве привыкли торговаться в таких делах?
— Вы правы, не привыкли. — Киган сделал вид, что складывает монеты обратно в кожаный кошель. — Похоже нам и правда придется поискать другое место.
Реакция жадного доктора не заставила себя ждать.
— Ну что вы! За такую цену в иных местах мальчика и вовсе выкинут на улицу! А я же вижу, что ему нужна помощь, — он печально взглянул на беловолосого юношу. — Я, как и любой другой лекарь, чту своим долгом лечить больных людей, ну, или же…шхунов. Но ведь любая работа требует достойной оплаты! Что если мальчишке не будет хватать наших, так сказать, человеческих лекарств и зелий?
— Сорок, — резко ответил жрец. — И вы пообещаете не выпускать его из палаты, пока он полностью не поправится.
Доктор понял, что их последующий разговор не приведет ни к чему хорошему, а так, сорок серебряных за какого-то шхуна…
— По рукам, — бросил он, указав трем прибывшим сестрам поставить лохань с водой возле жесткой кровати Вица.
И, тем не менее, Киган покинул это пропахшее мятой и лечебным спиртом место, с весьма неспокойными мыслями. «Надо будет обязательно вернуться сюда. Нет гарантий того, что этот оболтус и правда позаботится о мальчишке, как следует. Я уже выслал распоряжение найти мне Девере и прервать его затянувшийся отдых. Ну а обыскать комнаты Гарри, думаю, не займет слишком много моего времени. И как только закончу со всеми этими делами, то, пожалуй, остановлюсь в Пилоре еще на одну недельку».
Честно говоря, Киган испытывал мало надежд относительно того, чтобы найти хоть что-то полезное в доме погибшего жреца. Но попробовать все же стоило. Если попытка нанести себе под кожу граар действительно была намеренной, то, возможно, Гарри мог сохранить какие-нибудь доказательства этого опасного вмешательства: запечатанную денежную расписку или же любой другой договор. Только если этот болван не решил, конечно, обойтись пустыми словами.
Чем больше жрец думал о задании Иерихат-хала, тем больше он склонялся к тому, что Девере может что-то знать и про эти странные символы и про граар, который он так успешно скрыл от зорких глаз мастера Фредерика и его серых монахов.
«Почти год назад Падре успешно избавил одну маленькую деревушку от создания Пыли. Я видел его отчет, как всегда идеально чистый и не вызывающий лишних вопросов. Только вот…» — Киган, наконец, закончил с подготовкой портала и на мгновение замер перед произношением необходимых рун. — «Всякий раз, когда он отправляется закрывать разлом, он сталкивается с подобными трудностями. Скольких созданий Пыли изгнал Гарри? А Вилус? Хватит и пальцев на одной руке. А вот Девере… Я бы счел это простым невезением, если б не был знаком с Падре так хорошо».
Голубоватый свет исходил из открытого портала, легким крутящимся потоком забирая в себя частички окружающего воздуха и песка. До столицы придется преодолеть немалое расстояние, и, возможно, часть этого пути Киган проведет в экипаже, если, конечно, найдет подходящего извозчика. Последние без особой охоты берут к себе в попутчики жрецов, так как те предпочитают оплачивать свою поездку бумагами, а не звенящими монетами. И хоть магистериум всякий раз полностью возмещает расходы своих служащих, людям все равно не нравится ждать этих честно заработанных денег и ходить к монетчикам или банкирам, в надежде побыстрей обменять бесполезную магистериумскую печать.
Набрав в грудь побольше воздуха, Киган шагнул в светящийся сгусток энергии, заставив его то сужаться, то расширяться, и издавать при этом, громкий чуть потрескивающий звук. Пройдет еще пара минут, и жрец закроет портал с той, другой стороны, оставив на пустыре лишь небольшое напоминание в виде поистертых рун и кружащейся пыли.
Глава 43. Азенхорд. Столица. Киган
Киган стоял перед каменным трехэтажным домом, сверяясь с адресом, что ему указала жена погибшего Гарри — Индрид, в своем последнем отправленном письме. Впрочем, кажется, она и сама приметила долгожданного гостя и теперь махала ему с балкона, придерживая на руках маленькую девочку, лет-таки двух. Дочь Гарри о которой как-то упомянул Вилус. Остаться без отца в таком возрасте действительно большая трагедия, но Киган надеялся, что у ее матери хватит ума носить черное не более того срока, который устанавливается местными рамками приличия.
— Господин жрец, я так рада! Для меня это такая честь! — Индрид низко поклонилась вошедшему гостю, так, что темный кружевной чепец чуть не слетел с ее крошечной головы. — Тут немного грязновато, в последнее время на меня свалилось столько забот, — она смахнула с глаз набегающие слезы. — Ох, простите меня… Феррира, иди поприветствуй дядю!
Какое-то время девочка молча хлопала своими большими голубыми глазами, как вдруг, ее лицо озарила радостная улыбка.
— Па-апе!! — она хотела было броситься к Кигану с объятиями, но мать поспешно поймала ее и усадила к себе на руки.
— Нет, Ферри, это не папа, это не он, — шептала Индрид, скорее больше для себя, чем для своей крохи-дочери.
— Наверное все дело в моей изумрудной мантии, — извинившись, жрец поспешил пройти мимо расчувствовавшейся женщины в пропахшую благовониями гостиную. — Я подожду вас там, если можно.
— Конечно, конечно, ох, как же неловко. Простите мою дочурку.
Комната оказалась обставлена весьма скромно, но, тем не менее, она не была лишена своего шарма, который, как правило, присущ тем домам, где обитают замужние женщины. Свежие цветы на столе и на окнах, начисто протертая пыль, незамысловатые статуэтки и книги, по своему наполнению, подходящие скорее для легкого вечернего чтива, чем для каких-то более серьезных дел.
Киган с интересом осматривал маленький дом, который так сильно отличался от его личных покоев в стенах магистериума. А ведь было время, когда и он мечтал о чем-то подобном: желал тихой уютной жизни, вдали от столиц, работая в местной аптеке или же в продовольственной лавке. Ему тогда было четырнадцать, и его сердце переполняли мечтания. Киган крайне стыдился того, что ему приходилось волочить свое существование простым бродяжным артистом, впрочем, как и его родителям. Но был один человек, которому, казалось бы, было совершенно все равно и на его происхождение, и на то, что в кошельке у юноши не было ни одной не краденой монеты.
— Обещаю, завтра я обязательно поговорю с твоим отцом! — Киган лежал в просторной лодке, что украл на днях у одного незадачливого рыбака, хотя слово «украл» тут скорее слишком, ведь юноша собирался вернуть ее, как только пройдут эти теплые солнечные дни.
Ему до чертиков надоело ютиться на сырых заброшенных чердаках или же в грязных сараях, наполненными различными жужжащими тварями, хотя его возлюбленной Ценни до этого не было никакого дела. «Главное, что мы с тобой вместе», — повторяла она, блаженствуя на его горячем плече.
— Не думаю, что из этого выйдет что-то хорошее, — девушка с грустью взглянула на красивого черноволосого юношу, который с такой нежностью сжимал ее руку в своей.
— Но я просто обязан попытаться, — его темные глаза яростно блеснули. — Твой отец добрый человек, и мне не нравится то, что мы его так жестоко обманываем.
— Обманываем? — Ценни задорно хихикнула. — Мы просто не говорим ему всей правды.
— Но прошло уже больше года, — Киган со злобой сжал зубы, вспоминая то время, когда ему и остальной его труппе приходилось покидать шумный город и оставлять здесь Ценни совсем одну. Всякий раз юноше стоило немалых усилий убедить своих родителей вернуться обратно в Ярмал, чтобы дать еще хотя бы парочку представлений.