— Полностью с вами согласен, — Киган прошел к столу, заваленному исписанными бумагами и прочим барахлом, неужели он действительно собирается найти здесь что-то полезное? — Вы не против, если я…
— Нет-нет! Что вы! Гарри, как никто другой, уважал и почитал мудрейший Совет девяти, он был бы только рад.
«А вот с этим я мог бы поспорить». Жрец принялся не спеша рассматривать содержимое письменного стола: составы сложных рецептов зелий, списки ингредиентов, письма от близких друзей и родных, счет за примерку костюмов, расписка от ближайшего корчмаря. Казалось бы, Гарри вел самую обычную жизнь. А что если столь внезапная смерть была только лишь совпадением?
Индрид все это время стояла неподалеку, неловко переминаясь с ноги на ногу, пару раз она отходила в соседнюю комнату, проверить спокойно ли спит ее дочь, ну а вскоре Кигану стало казаться, что напиток в ее кружке стал давно уже крепче обычного шоколада.
— Он ведь… Мой муж, с ним что-то произошло в Пилоре?
Киган удивленно поднял глаза.
— В Пилоре? С чего вы так решили?
— Он приехал оттуда сам не свой, — вздохнув, продолжила Индрид. — Плохо спал по ночам и почти не ел. Мы с Ферри наготовили его любимых лимонных пирогов, но он так и не попробовал даже кусочка! А потом сказал, что надо срочно ехать в магистериум, сдать какие-то отчеты.
— Я так понимаю, дело не только в лимонных пирогах?
Лицо женщины тут же вспыхнуло.
— Я его жена, и я отлично подмечаю такие вещи. — ее руки слегка дрожали, Индрид все еще боялась взглянуть в лицо сидящему перед ней жрецу. — Правда вот, если Гарри что-то до этого волновало, то он обязательно делился со мной.
— Но не в этот раз?
Женщина утвердительно кивнула. Киган понимал, что сейчас он должен сказать ей что-то подбадривающее, но, как и всегда, произносить такие речи у него получалось с трудом.
— В своих официальных отчетах ваш покойный муж, к сожалению, не указал ничего, что могло бы помочь магистериуму выявить его болезнь на ранних этапах и своевременно вылечить ее.
— Так выходит… Он заболел еще в Пилоре? А мы… Он ведь приезжал домой, жил тут. Вдруг я и Ферри теперь тоже, — женщина в панике схватилась за стол, чтобы не упасть.
— Нет поводов для волнений, болезнь Гарри не была заразна. И приехав сюда, я лишь убедился в этом, — жрец вкратце пересказал Индрид больничную карточку ее погибшего мужа, которую сам же и написал в один из свободных вечеров. Следуя тем записям Гарри умер после череды неблагоприятных обстоятельств: неправильное использование рун (благо эти два дуралея и правда использовали куда больше камней, чем предполагалось для закрытия обычного разлома), попадание редкой инфекции в кровь и ее неправильное лечение простой заживляющей мазью, сокрытие симптомов или же полное игнорирование их.
Пока Киган рассказывал все это, он замечал, как резко меняется выражение лица у бедняжки Индрид. Мужчина лишь надеялся, что она не станет винить себя в смерти своего недотепы мужа.
— Простите мне мою дерзость, но вы же приехали сюда не только чтобы проверить мое здоровье и здоровье моей милой крошки?
— Не только, — Киган устало окинул взглядом заваленный стол. — Я надеялся найти что-то, что могло бы мне подсказать, где Гарри мог заразиться этой странной болезнью. Но, видимо, ваш муж мертв, как и его воспоминания.
— Воспоминания… — едва двигая губами произнесла Индрид. — Одну минуту, господин жрец.
Женщина вышла из комнаты, хлопнул дверью сильнее, чем она на то рассчитывала. В одной из соседних спален вдруг заплакала Ферри, и жрецу пришлось подождать еще какое-то время, перед тем, как ее вновь уложат в кровать.
— Господин Киган! — подозвала Индрид, отчаявшись успокоить разыгравшуюся малютку. — Вот, я хотела…
Одной рукой она придерживала Ферриру, пока та с особым усердием пыталась взлохматить матери ее высокую прическу, а другой рукой Индрид протягивала какую-то тетрадь, весьма толстую и засаленную местами, с желтоватыми следами от кружек и разных пролитых напитков.
— Это тетрадь моего мужа, — вздохнув проговорила она. — Он прятал ее в своем кабинете и не знал, что я… В общем, Гарри там оставил кое какие…
— Харри! Папе! — девочка разыгралась с новой силой, извиваясь в чужих руках так, что казалось еще немного, и она вовсе упадет головой вниз. — Жле-ец!
Индрид лишь вздохнула, она уже даже не пыталась восстановить в прическе свои выдернутые локоны.
— Позвольте мне.
Отложив испачканный дневник в сторону, Киган аккуратно взял девочку на руки и начал слегка подбрасывать ее в воздух, вызывая своим поведением задорные приступы смеха и детские крики вроде: «Еще! Еще!». Женщина, видя все это, не смогла сдержать слез и в очередной раз удалилась из комнаты, чтобы привести себя в порядок.
В детстве у Кигана было шестеро младших братьев и сестер, и стоит ли говорить, как часто его родители просили посидеть и поухаживать за младенцами, пока те отлучаются по каким-то особо важным делам. Будущему жрецу крайне не нравилась его навязанная роль няньки, но делать было нечего, а дети, растущие в актерских повозках были крайне непоседливы: то кого-нибудь заденет исхудалая лошадь, то поранятся самодельным реквизитом, который, вроде бы, должен быть крепко заперт в одном из родительских сундуков. А так как путешествие из города в город занимало по несколько дней, а то и недель, то было очень тяжело уследить за всеми орущими малышами, к тому же, если учесть, что Кигана на тот момент интересовали совершенно иные вещи.
— Мне придется бросить семью? — юноша сидел за столом, аккуратно сложив руки под голову, темные пряди его непослушных волос спадали ему на лоб, делая его тонкое обветренное лицо еще более выразительным.
— А как иначе? Уж не хочешь ли ты их всех потащить за собой в магистериум? — Стиан, по привычке закинув ноги на стол, перелистывал какой-то толстый словарь, иногда отмечая для себя нечто особо важное.
— Нет, нет, я даже не думал об этом…
— Ну так и решено, — глаза юноши задорно загорелись. — Еще есть парочка дней, чтобы с ними как следует попрощаться, знаешь ли, все эти объятия, слезы и сопли. А потом, я буду ждать тебя в уговоренном месте. Оденься только получше, — он едва окинул взглядом невзрачный наряд своего друга. — Ты, как никак, теперь сын барона Лелозель.
— Мне кажется, в магистериуме сразу обо всем догадаются. А что с нами потом сделают…
— Во-первых, не с нами — а с тобой, — Стиан сделал себе очередную пометку. — А во-вторых, приемной комиссии будет совершенно плевать, Лелозель ли ты, или еще кто. Договоренность есть, есть деньги и есть печать их богатого дома. Тебя примут под его именем, а там в течение года, молодой барон вдруг превратится в Кигана — сына уличного артиста. Никто и не заметит.
Почему-то, когда все это говорил Стиан, то его слова звучали куда увереннее, чем в голове у черноволосого юноши. От нахлынувших мыслей у Кигана разболелась голова.
— А если настоящий барон со своим сыном вдруг приедут? — не унимался он. — Ведь зачем тогда было платить такие большие деньги, и еще вся эта подготовка?
— Барон Лелозель заядлый пьяница, и сынишка недалеко от него ушел. Да, старик хочет для своего отпрыска достойного будущего, поэтому, поняв, что в родных стенах из него ничего толкового не выйдет, то и определил его в магистериум. Правда вот, сын этого не особо желает, — Стиан умело провернул чернильный карандаш в левой руке. — Я хорошо знаком с Юцианом, можно даже сказать, что мы, в некотором роде, лучшие друзья. И я уверяю тебя, он был только счастлив узнать, что ты согласился подменить его на время. Пока барон будет блаженно думать о том, что Юциан занят изучением рун и врачеванием, тот собирается провести незабываемый год в кампании своей щедрой, и весьма миловидной тетушки Аэрин. Только вот…
— Что? Что, только вот? — юноша испуганно вытаращил глаза.
— Юциан мне сказал, что если ты завалишь хотя бы один экзамен будучи под его именем, то ты — труп.