— Я не… Он так и сказал?! Стиан, он и правда так сказал?
Но тот уже заливался озорным смехом, чуть не повалившись со стула, на котором сидел. В те времена Девере вообще умел подолгу и без особой на то причины смеяться, заражая всех окружающих его людей легкой и непринужденной улыбкой.
Киган еще раз поблагодарил заплаканную Индрид, что она доверила ему личный дневник ее покойного мужа. Женщина выглядела чуть смущенной, может быть от записей, которые она там обнаружила, а может быть от самого факта вторжения в жизнь ее любимого человека. Так или иначе, вскоре жрец занял пустующий кабинет, и, едва прикрыв за собой дверь, приготовился к чтению.
Он не стал останавливаться на тех моментах существования Гарри, где тот описывал свои внезапные встречи или же другие радостные события, вроде рождения его первой и единственной дочери. Также Киган пролистывал горькие плаксивые воспоминания об упущенных возможностях и о желаниях, о его первой любви. Возможно, Индрид поэтому не хотела показывать данную тетрадь, ибо ей было неприятно увидеть упоминания о какой-то там Греттель, чье имя с такой нежностью было выведено на желтых засаленных страницах. Но еще неприятнее ей, видимо, знать, что об этом прочитает кто-то другой.
Наконец, Киган дошел до того момента, который показался ему интересным и, возможно, относящимся к тому, что случилось с Гарри потом.
Сорок седьмой день луны:
«Мне сказали, что у той женщины я могу достать парочку работающих рунных камней. Интересно, откуда они у нее? Надо бы съездить в Пилор под каким-нибудь предлогом и проверить».
Пятьдесят девятый день луны:
«Зря я надеялся повстречать там Гретт… Если бы она и правда жила в том пыльном городе, то скорее бы, она вскоре увяла подобно прекрасному дикому цветку. А миссис Крагер… Такие будто сорняки цепляются за любую возможность выжить. Золотой за камень! Я приобрел несколько и теперь собираюсь проверить их. Но не сейчас, как бы мне теперь перестать думать о Гретт…»
Одиннадцатый день луны:
«Эти рунные камни — превосходные! Я отправил в Пилор письмо, но эта заноза не желает мне отвечать. Может нашла другого на них покупателя?»
Двадцать шестой день луны:
«Как славно, разлом оказался именно на востоке. Со мной поедет господин Вилус, но он тот еще простак, надо будет уговорить его задержаться там ненадолго. Кстати говоря, Крагер мне написала ответ. Говорит, что камни еще не готовы. Как это они могут быть не готовы?! По-моему, меня хотят надурить. Приеду — обязательно выясню».
Далее Киган заметил, как поменялся почерк и слова стали более путанными, все, как и говорила Индрид, после пребывания в Пилоре — жрец, кажется, стал вести себя странно.
Тридцать второй день луны:
«Спокойно…ничего не случилось. Ведь так? Рука правда до сих пор болит. И я не знаю куда сбежала эта чертова обманщица. Что за представление она мне устроила?!»
Тридцать третий (зачеркнуто) четвертый день луны:
«Скоро уезжать. Запасы мази на исходе, надо в отчет… Не забыть бы. Шея горит, да и грудь тоже. Теперь я начинаю думать, что это мне не приснилось. Я слышал чей-то голос, а потом крики. Моргрул… Нет, нет. Голова идет кругом. Нужно записать в отчет. Попрошу Вилуса».
Седьмой день луны:
«Завтра в магистериум. Я должен рассказать про камни? Все дело в них? Но… Сегодня мне намного лучше. Кажется, это был просто легкий шок. Я ведь почти перестал видеть…Пыль? (заляпано) В той пещере, энергия будто бы вышла из-под контроля. Беловолосая просила меня их не трогать, а потом… Это был разлом? Мои воспоминания меня подводят. Надо бы выпить».
Восьмой день луны:
«Я не решился рассказать. Да и уже ни к чему. (зачеркнуто) Моя красавица Феррира стала настолько болтливая, что ее не остановить! Может быть стоит оставить службу? Я немного устал. Поговорю об этом сначала с женой. П.С — сны больше не возвращаются».
Киган несколько раз пробежался по этим неровным записям, дублируя себе что-то в блокнот. «И это Индрид хотела от меня скрыть? Вот, черт! Мне необходимо быть внимательнее. Теперь, когда все начинает проясняться». Жрец отложил тетрадь в сторону, впрочем, все еще не сводя с нее глаз. Привычка вести дневники всегда казалась ему слишком странной, но, в каких-то моментах это действительно может оказаться полезным.
«Значит Гарри скупал рунные камни у матери Вица. Я почти что уверен, что это была она. Много ли в восточной столице беловолосых женщин с фамилией Крагер? И по датам все сходится. Ее исчезновение и болезнь непутевого жреца. Выходит, что это неофициальные заряженные камни… Гарри упоминал какую-то пещеру, неужели они все еще могут быть в Пилоре? Много ли жрецов знают об этом секрете? Черт побери!»
Киган, как и все другие служители магистериума, имел только ограниченный доступ к рунным камням. Да, как представителю Высшего Совета, ему полагалось чуть больше привилегий, но он редко пользовался ими: жрец не ставил телепорты без особой на то надобности, не пытался с помощью примитивных рун ускорять процессы экстракции ингредиентов или же их разложение, а если ему и приходилось брать камни для заданий, то не более того, сколько ему действительно могло бы понадобиться. Тем не менее, жрец прекрасно осознавал, что так поступают далеко не все жрецы.
Рунные камни идеально подходят для того, чтобы упростить твою жизнь до максимума. С их помощью, например, можно развести огонь, добыть воду, поднять в воздух какую-нибудь чересчур тяжелую вещь. При использовании же более сложных рун, ты можешь скрыться от нежелательных глаз, чтобы, предположим, украсть чужой кошелек или же даже кого-то убить. Киган не хотел думать о том, для чего могут понадобиться рунные камни столь лживым жрецам. Если бы он узнал, что какой-то уличный торговец продает заряженную энергию, то Киган бы в тот же миг обратился в магистериум. Гарри же решил промолчать, но где он теперь?
«С ними что-то произошло в той пещере. Женщина говорила ему, будто бы камни еще не готовы. Но жрец не послушал ее. И в итоге, там появился…разлом? Странно, что Гарри использовал именно это слово. Хотя он также упоминает Пыль. Пыль вышла из камня или из разлома? Почему Гарри вообще ее начал видеть? А эти символы, они появились в какой момент? Выходит, что почти сразу, так как Гарри упоминает про жжение в районе шеи и груди. Но откуда там, черт возьми, взяться Моргрулу?!»
— Господин жрец, — дверь слегка приоткрылась и Индрид боязливо заглянула в комнату, так, будто бы это был и не ее дом вовсе.
— Да? Я скоро закончу, — чуть с раздражением ответил Киган, прервавшись от своих мыслей.
— Я просила его подождать, но он говорит, что лучше бы передать письмо вам лично, раз уж вы все равно здесь.
— Кто говорит? — жрец поднялся, распрямив подол своей изумрудной мантии. — В чем дело?
Индрид тут же покраснела словно ее отчитали за какой-то дурной проступок. Она отступила в сторону, давая пройти невысокому почтальону, на нем также красовалась мантия магистериума с прикрепленной к ней деревянной брошкой. Столь малополезные жрецы частенько занимались подобными поручениями, такими, как например доставлять письма их более удачливым коллегам, естественно, если у них не было иных неотложных дел.
— Господин Киган, такая честь, — начал было он, но тот лишь махнул рукой, приказывая ему замолчать и поскорей переходить к делу. — Вам срочное письмо с магистериума. Недавно стало известно, что, — почтальон с недоверием покосился на стоящую в дверях женщину, но Киган велел ему продолжать. — Вас требует к себе Высший Совет. Слушание состоится завтра вечером, и магистериум выразил свое желание, чтобы все девять членов Совета присутствовали на этом собрании.
— Все девять? — Киган забрал запечатанное письмо из протянутой руки жреца. — Я буду там к завтрашнему утру. Можешь направить ответ от моего имени, а после, мой ученик Свейн обо всем позаботится.
Почтальон что-то вяло пробормотал, доставая из сумки чистые свернутые листы. Индрид, снедаемая любопытством, все же была вынуждена покинуть комнату, так как ее малютку дочь нельзя было оставлять одну без присмотра. Киган же все это время не мог отвести взгляд от строчек, что были аккуратно выведены чернильным карандашом. И с каждой новой секундой на сердце у него становилось все более неспокойно.