— Я не вижу смысла говорить об этом, — отрезал Варон, он повернулся к ней, внимательно разглядывая ее хрупкую фигуру рядом с креслом. — И я не хочу об этом говорить. У тебя ведь тоже есть воспоминания, о которых ты все время пытаешься забыть. Или я не прав?
По спине у Греттель пробежал холодок, может и правда, зря она так пытается узнать о шхуне побольше, не будет ли сейчас более правильным оставить между ними все как есть?
— Я слышала про арену страшные вещи, — наконец сказала она после недолгого молчания. — И я испугалась, когда ты сказал Бранну, что хочешь участвовать в боях. Но… Я все равно готова идти с тобой. Куда бы ты не направился! — она посмотрела Варону прямо в глаза. — Я уже говорила тебе.
Варон медленно подошел к взволнованной девушке. О чем он сейчас думал? Почему его лицо всегда настолько непроницаемо?
— Я просто хотела предупредить тебя, что такие люди как Бранн, они…
— Они все одинаковы, — шхун провелся рукой, по ее мокрой от слез щеке. И когда это она начала плакать? — Не стоит за меня так сильно переживать. Я почти что демон, и всегда найду способ выкрутиться.
Да, всегда. Как в случае с тем ледяным медведем, или даже с Зубом. Пускай что-то выходит не сразу, но шхун еще никогда не проигрывал. И в итоге, земля пожирает именно их кости. Их, а не его.
— Честно говоря, я не вижу другого, более быстрого способа попасть на арену, кроме как через Бранна и его клетки, — Варон не переставал водить рукой по теплому и влажному лицу девушки. — Мы позволим закрыть себя там, но необходимо подумать и о том, как будем выбираться оттуда. Честно говоря, мне мало верится, будто бы Броненосец действительно намеривается освободить нас по прибытию. Скорее всего он попросит дополнительную плату или же что-то в таком роде. Ты может заметила, поначалу Бранн предложил записать меня в участники, но ведь он прекрасно понимал, что это будет невозможно осуществить без моего покровителя. Мне кажется, таким образом контрабандист выяснял есть ли у нас деньги и сколько их. Да и разве не странно, что за его гениальную идею с клетками он запросил почти что вдвое меньше от первоначальной суммы? Что бы там ни говорил Бранн, он заинтересован в деньгах и не стал бы терять их из-за такой ошибки, — Варон вздохнул. — Ну, а если не через клетки, то возможен вариант пробраться на склад в тихую, но боюсь, что портал могут закрыть, как только мы попытаемся проникнуть внутрь. А быть расщепленным надвое такое себе удовольствие. Кстати, тебе приходилось иметь дело с порталами?
— Пару раз, — Греттель вдруг вспомнила о том времени, когда она жила со своим двоюродным братом. Он являлся жрецом магистериума и иногда брал с собой девушку в различные места, показывая той как работают портальные руны и в каком порядке их следует расставлять. Тогда она не предавала этому особого значения, Греттель надеялась лишь на то, что ночью Гарри не зайдет к ней в очередной раз, чтобы поспрашивать о невыученных уроках. — Я нормально переношу их, если ты об этом.
— Нас тоже перемещали через порталы, в клетках, как и животных, — Варон сел напротив, подперев под себя подбородок. — Нам одевали на ноги цепи, словно боялись, что мы можем сбежать.
Он вспомнил, каким холодным казалось ему тогда это железо, и как они сидели все вместе, прижавшись друг к другу спинами. Те, кто прибывали вместе со шхуном, уже не обращали внимания на его происхождение, или на то, что юноша умеет говорить. Но когда их вели по общему коридору в свои мрачные комнаты, Варон то и дело слышал разъяренные возгласы в свою сторону.
— Эй! Демон! Я выпущу тебе кишки первым, жаль, что придется потом чистить меч от твоей вони.
— У тебя кровь, как у всех — красная? Или на вид как собачье дерьмо?
— Я слышал, что этот Бруст каждый раз привозит на арену все новых шхунов, а потом собирает их по кусочкам после боя. Таким как он тут нечего делать.
Марло, идущий позади друга, тихо прошептал ему.
— Не слушай их, у тебя еще будет время показать, на что ты способен.
Варон угрюмо молчал. Если бы не эти цепи он бы ринулся на воинов голыми руками. Это вполне нормально, что бойцы с других лагерей всячески подначивают тебя или пытаются разозлить, но проблема обстояла в другом, а именно, что шхун никак не мог ответить на все эти выкрики. По крайней мере не здесь. Хоть на арене и разрешено участвовать шхунам, но на них распространяются общие правила, такие, как и на всем материке. Если он будет много болтать, ему могут запросто отрезать язык, даже не взирая на ярые возражения Бруста.
— Я бы и сам тебе его отрезал, — говорил как-то тот после очередной тренировки, убирая старый затупленный меч в ножны, — Но какое же удовольствие мне доставляет видеть рожи тех, кто впервые слышит твой голос! — он засмеялся своим диким басом, и несколько человек, стоявших неподалеку, тут же подхватили его смех. — Ну-ка, скажи что-нибудь. А лучше-ка спой! Помнится, я как купил тебя у твоей мамаши, так ты только и делал, что пел какие-то жуткие песенки. Твои родители тебя совсем не научили, что значит быть шхуном в нашем человеческом мире.
Варон смолчал. Его правая рука ужасно болела после тренировки, сжимая тяжелый меч. Чаще всего Бруст стоял в паре именно со шхуном, а в лагере всем прекрасно было известно, что у него самый сильный удар.
— Что-то я не слышу, — голос Бруста напрягся. Те, кто рядом до этого парировали и отрабатывали различные удары, тоже остановились, ожидая того, что же будет дальше. Шхун должен был повиноваться и спеть, а иначе, сидеть ему всю ночь в глубокой яме. — Пой. Живо!!
Варон воткнул меч в землю. Он испугался, что если не сделает этого сейчас, то побежит на Бруста в упор и проткнет его живот тупым лезвием. Но Бруст в несколько раз сильнее его и вряд ли позволит такому случиться, да и на стенах, как всегда, ведут караул лучники. Прикончив хозяина лагеря, шхун ничего не добьется. Он лишь приблизит свой конец.
Набрав в легкие побольше воздуха, Варон запел.
— Король был славен и силен, да только позабыл, что время властия его на сцене у Бродил. Он шут теперь, он в дураках, сверкает весь до пят. Король-чудак, король-простак, на службе у свинят.
Послышались несколько смешков, Бруст же лишь слегка улыбнулся.
— Нет, другую давай, про эльврата. Как ему Ледяной на голову насрал и от того — волосы белые.
Теперь смех уже никто не скрывал, все оставили свою тренировку и встали вокруг них плотным кругом.
— Я не знаю такую, — проговорил Варон, весь закипая от злости.
— Ну, как не знаешь? — Бруст удивленно вскинул руки. — Ну-ка, парни, напомним ему слова? Кто может?
— Да чего там напоминать! — заорал Висарис, он был лишь рад возможности в очередной раз поиздеваться над шхуном. Пускай в тренировках Варон и лучший, но он не должен забывать свое настоящее место.
Сплюнув, юноша хотел было заголосить, но его вдруг прервал взволнованный окрик Марло. Вбежав на площадку для тренировки, он указал на открытый загон, в котором находились охотничьи псы.
— Огла опять не хватает, видимо выбежал во время кормежки!
— Как такое возможно?! — вскипел Бруст, напрочь позабыв о шхуне. — Кто кормил в последний раз?
— Кто-то из ваших людей, господин, — Марло опустил голову. — Вы нам запрещаете это делать с тех самых пор, как…
— Да помню я! — Бруст харкнул на землю и, сложив пальцы в рот, засвистел. — Хоть бы далеко не убежала, паршивка.
Постепенно все начали расходиться, чтобы после приступить к остальным повседневным делам. Варон хотел было поблагодарить своего внезапного спасителя, но тот, как ни в чем не бывало, будто бы уже и позабыл об этом незначительном инциденте. О чем-то оживленно беседуя, Марло ушел со своим приятелем в сторону стрельбища. Здесь каждому было известно, что это его любимое место в лагере.
— Долго еще будешь прятаться за его спину, а, шхун? — Висарис, сильно задев его плечом, прошел мимо.
Варон был знаком с некоторыми из этих ребят уже более пяти лет, Бруст любит набирать под свою опеку совсем еще мальчишек, чтобы вырастить из них послушных и верных бойцов. Его Кровавых Сыновей, так он любил их ласково называть. Но шхун оставался шхуном даже за стенами этого лагеря. С ним нехотя садились за общий стол, не звали участвовать в играх, кто-то просто по возможности игнорировал Варона, а некоторые, такие как Висарис, пытались его разозлить, что чаще всего приводило к тому, что оба оказывались в холодной яме на одну ночь или даже на две.