На улице Варон понял, что ведут его не к арене, а скорее наоборот, они постепенно отдаляются от нее. Те, кто сопровождал шхуна большую часть дороги молчали, и лишь иногда обменивались редкими фразами между собой, которые все равно не несли для юноши никакого смысла.
Вскоре они оказались около расставленной на опушке палатки, достаточно большой, но поставленной наспех. Об этом говорили плохо вбитые в землю колья, или же не совсем удачное место, открытое и обдуваемое со всех сторон холодным ночным ветром. Кто бы ее не поставил здесь — это было лишь временное сооружение.
Войдя внутрь, Варон чуть было не споткнулся о какой-то валяющийся на земле мешок. Шхуна попросили пройти дальше и не задавать лишних вопросов. Там, посреди образовавшегося пустого пространства стоял еще один человек, в бордовом пиджаке, гладко выбритый, с янтарными перстнями на руках. Завидев прибывших гостей, он медленно развернулся к ним. По выражению его лица нельзя было сказать, что он настроен добродушно.
— Так-так, — мужчина склонил голову на бок с интересом разглядывая Варона. — Это и есть тот самый победитель?
— Да, Бруст сказал, что это он, — ответил один из тех, что пришел вместе со шхуном.
— А вы ему и поверили? — тот посмотрел на своих слуг по очереди, ожидая вразумительного ответа. — Впрочем, я и сам это вижу. Но в следующий раз не полагайтесь только на свою удачу, она имеет свойство заканчиваться, — говоря это, он прокручивал одно из своих колец на толстом пальце, значит ли это, что он нервничает? — Оставьте нас ненадолго.
И вот Варон остался с чужаком наедине. С пару минут они просто молча смотрели друг на друга. Юноша старался не опускать своего взгляда, таким способом он хотел показать, что не боится здесь никого и ничего. Достаточно глупо, если учитывать его теперешнее положение. Даже если Варону удастся вырваться из палатки, те двое, что стоят у ее дверей, непременно догонят его и схватят, ведь скованные за спиной руки, ему еще так никто и не освободил.
— В твоих глазах нет места трусости, и я это очень уважаю, — наконец проговорил разодетый мужчина, пододвигая к себе деревянный стул. — Что ж, наверное, есть смысл представиться. Меня зовут Эрдгар Тиф, и я являюсь полноправным бароном некоторых южных островов. Слыхал, что-нибудь о таком?
Барон? Острова? Не это ли, обливаясь слюной, доказывал шхуну погибший боец? Если это действительно так, то сейчас перед Вароном сидит…отец Курга?
— Не стесняйся, я знаю, что ты можешь говорить, причем даже получше некоторых, — Эрдгар, даже сидя на стуле, казался юноше внушительным и важным, этим он сильно отличался от своего умершего сына. Тот, по сравнению с отцом, был просто смешон.
— Только сегодня услышал об этом, от Курга, — сказав это, Варон заметил, как дернулось у Тифа лицо. То ли упоминание его сына так больно задело старика, то ли сам факт того, что эльврат и правда умеет говорить.
— Интересно, — все таким же спокойным голосом продолжил тот. — Кург… Он еще что-нибудь говорил тебе?
— Ничего полезного, — Варон чувствовал, как каждое произнесенное им слово, все больше настраивает мужчину против него. Но как-то увиливать или врать ему тоже не особо хотелось.
Понятное дело, его хотят запугать, пригрозить, возможно даже сильно изобьют сегодня, но…он победитель арены. И Варон стремился к этому последние десять лет своей жизни. Он не был готов вот так просто втоптать свою победу в грязь.
— Мой сын, — проговорил Эрдгар зачем-то уставившись на свои руки. — Он был единственным моим ребенком. А ты убил его.
— Кург пришел сражаться на арену, воином, как и я. Смерть тут привычное дело, — бросил в ответ Варон, ожидая, что Эрдгар вот-вот сорвется и ударит его, но реакции никакой не последовало. Может быть зря он так пытается его разозлить?
— Смерть привычное дело, — повторил тот, поднимая глаза. — А готов ли ты сам умереть?
— Каждый день, — без раздумий ответил Варон, вспоминая свою жизнь в лагере наемников. — Но готовность к самой смерти еще не значит, что я хочу умирать.
Эрдгар улыбнулся. Зубы у него были ровные и белоснежные, словно у хищного зверя. От этого его оскала, шхуну вдруг стало не по себе.
— Да, ты определенно мне нравишься, — сказал он, доставая из нагрудного кармана какой-то листок. — Догадываешься, что это? — он помахал перед собой исписанным пергаментом. — Договор с твоим бывшим хозяином, Брустом. Он продал тебя заранее, все потому, что у него не было иного выбора. Завтра ты принимать участия в торгах не будешь, но… Так и быть. Я позволю тебе постоять там, вместе со всеми остальными победителями арены, ты это заслужил.
Варону стало трудно дышать. Неужели Бруст и правда мог так поступить с ним? Продать человеку, который скорее всего убьет шхуна при первой возможности. Нет, этого быть не может. Он же победитель. Ему была обещана свобода.
— Вижу твое волнение, мальчик, — Эрдгар не сводил с него любопытных глаз. — Но уверяю, тебе нечего опасаться. По крайней мере пока.
— Зачем вам все это? — спросил Варон негромко громче, чем он рассчитывал.
— Как зачем? — мужчина вдруг поднялся и подошел вплотную к эльврату. — Ты убил моего сына. Но как бы сильно я его не любил, Кург всегда оставался трусом и слабаком. И не только в моих глазах. Ты же, демон, ты не такой. Это видно по твоему лицу, по тому, как ты смотришь. Но… — Эрдгар отошел к выходу из палатки. — Я не могу оставить все это просто так. Мое сердце обливается кровью, и я должен хоть как-то облегчить свою душу.
Варон лихорадочно думал о том, что если он попытается ударить будущего хозяина сейчас, то может у него еще и есть шанс. Но как же те два здоровяка на улице? К тому же, они вооружены, когда как шхун оставил свою последнюю надежду на спасение — в клетке, воткнутую в деревянную спинку кровати.
И почему совсем еще недавно Варон был так уверен, что ничего плохого сегодня больше не произойдет? Неужели мысли о победе так затуманили его рассудок?
— Ты поедешь со мной в Нарт-Ирмунд, почти что на самый южный остров от материка. Ты будешь служить мне, выполнять все, что я прикажу. И если между нами не будет никаких проблем, а я почему-то уверен, что их не будет, то я дам тебе часть той свободы, которую ты так желаешь, шхун. Но это все после, — Эрдгар, высунувшись из палатки, подозвал к себе слуг. — Возьмите у него кровь и притащите поближе мешок. Надеюсь он еще там живой.
Живой? В этом холщовом мешке, что все время лежал у порога, неужели там кто-то есть?
Те двое, как только вошли в палатку, поспешили сразу же исполнить приказ своего хозяина. Один из них толкнул Варона на стул и пригрозил сидеть смирно, пока второй в это время обматывал плечи и ноги шхуна плотной веревкой.
Но Варон даже и не думал сопротивляться, он понимал насколько безвыходным оказалось его положение. Нужно собрать всю волю в кулак, и не дать этим ублюдкам насладиться его страданиями сегодня ночью.
Резкая боль вдруг пронзила его запястье, Варон почувствовал, что ладонь порезали чем-то острым, и теперь его кровь небольшими каплями падала вниз на землю. Тем временем юноша слышал, как Эрдгар поприветствовал кого-то снаружи.
— Да, заплатили… Убивать не надо, только припугнуть… Я знаю ваши принципы, и мне… Хорошо, парень там.
Варон покрепче сжал зубы. Это всего лишь на пару часов, он обязательно выдержит. Там, в лагере наемников, тоже приходилось не сладко: его привязывали к столбу, били палками, кидали в него камнями, сутками не давали есть или спать. У Бруста имелось достаточно наказаний для тех, кто ослушивался его приказов или же как-то не справлялся с дневными тренировками. Слабых бойцов он считал мусором, который может пойти разве что на корм его сторожевым псам.
И все же, когда в палатку вместе с бароном вошел человек в красном плаще, Варон не смог сдержать дрожи.
— Думаю, вас представлять не нужно, — улыбнулся Эрдгар явно довольный произведенным эффектом.
И он был прав. Стервятника знали абсолютно все, кто имел хоть какое-то отношение к арене. Это был лысый мужчина небольшого роста, но достаточно крупного телосложения, с полностью затутаированными руками и лицом. Поговаривают, Стервятник тем самым скрывал свои глубокие шрамы, что когда-то получил в сражениях на арене. Как ни странно, когда его объявили победителем, он решил не покидать пределы этой бойни, а стать непосредственно ее частью. Он остался на арене в качестве ее чистильщика: он убирал трупы со сцены, снимал с них одежду, очищал оружие от остатков крови и костей. Но больше всего Стервятник был известен, как самый жестокий на арене палач.