— С ним будет намного легче заключить вас под стражу, — Свейн вспомнил, что именно этот свиток передал Дереку юноша, что выступал в самом начале их тайного собрания. — Этот Билленджор, кто он?
— Ах, неловкая вышла ситуация, — так и не впечатлив своего приятеля, Жевель сунул свиток обратно в нагрудный карман. — Он хороший малый и отличный руководитель. Но чем-то насолил твоему ненаглядному Кигану, и вот теперь его в срочном порядке ссылают на север. Поэтому на тебя так взъелись, хотя я-то им объяснял, что ты и твой наставник…
— Чего? Какая еще ссылка? — тут же удивился Свейн, будучи хоть трижды в Высшем Совете, Киган не имеет подобного права, магистериум не занимается тем, чтобы отправлять на раскопки людей против их воли.
— Господин Годор берет его в свою экспедицию, а мы все знаем, чем это обычно заканчивается.
«Годор, Годор… Да, точно!» Один из хороших друзей Кигана. Его лицо жутко обмерзло во время сильнейшей бури, от чего его нос пришлось срочно ампутировать, а также отрезать омертвевшую часть мочек и век. Никакие зелья и руны так и не смогли вылечить его страшные раны, но помимо внешних уродств, у Города также появились частые проблемы с дыханием и сильная хромота на левую ногу.
Когда он приезжает в магистериум со своими нечастыми визитами, то его внешний вид пугает абсолютно каждого. Даже немолодой ключник со всеми своими широкими шрамами на лице, выглядит рядом с Годором настоящим красавцем. Но, несмотря на свое внешнее уродство, этот жрец крайне умен. Его рискованные исследования на севере вносят неоценимый вклад в магистериум и во все ученое сообщество в целом: только Годор смог достать образцы редкого закаменелого мха, отыскать многовековой хвост вымершего голубого дракона, а также найти, хоть и небольшое, но все же скопление рунных камней, все еще заряженных энергией.
Тем не менее, в свои опасные экспедиции Годор не ходит один. Из-за плохого физического состояния он просто не в силах нести на плечах и палатку и все прочее непосильное оборудование. К тому же, для поддержания своего дыхания ему приходится постоянно иметь при себе воздушные клапаны, которые он сам же и изобрел. В связи с этим магистериум всегда старается обеспечить жреца какой-то поддержкой. Правда в последние годы с исследовательских экспедиций чаще всего возвращался один лишь Годор, и желающих отправится с ним на встречу неизведанному становилось все меньше.
— Если господин Киган принял такое решение, значит на то были причины, — заключил в конце концов Свейн, может ли быть такое, что жрец что-то узнал про тайные собрания?
— Не спорю. Но для нас, Алого Братства, потерять своего руководителя сейчас — большая трагедия.
— Неужели? — юноша злорадно улыбнулся. — По мне так ты прямо светишься от счастья.
Жевель сделал вид, что пропустил его слова мимо ушей. Да, ему льстило всеобщее внимание, а также ответственность, которую доверили ему все остальные члены их маленького общества.
— Почему «Алое Братство»? Кто вообще это придумал?
— Это было давно… Слушай, — он вдруг заглянул ему за плечо. — Мне надо идти. Нужно утрясти пару вопросов, перед тем как Сайрус…
Свейн лишь махнул рукой, все равно в этом разговоре он видел мало толку. Ведь все, что нужно, он узнает уже у самой принцессы. Ему было немного обидно, когда из-за двери вышел Трость, чуть понурив свою косматую голову. Он прошел мимо Свейна так, словно стеснялся его. «Плевать. Пускай думает, что хочет. В конечном итоге сам же попросит прощения».
Вскоре в зале наступила полнейшая тишина: было слышно лишь потрескивание догорающих факелов и то, как за окнами гуляет ночной ветер. Огромная фигура сира Галингтона вдруг возникла из-за приоткрытой двери. Плащ, которым он накрыл свою голову едва ли доставал до колен, а плечи были настолько широкими, что казалось, ему даже передвигаться трудно. Но Свейн знал, что при случае, этот здоровяк будет куда проворнее, чем он может показаться вначале. Недаром принцесса чувствует себя в безопасности, находясь рядом с таким верзилой, ведь Галингтон никто иной, как королевский палач. И занимает он эту должность так давно, что Свейн еще даже ходить к тому времени не умел.
Палач не проронил ни слова, но у юноши не было сомнений в том, что его наконец ждут. Набравшись храбрости, Свейн прошел мимо здоровяка едва ли доставая ему макушкой по грудь. Казалось бы, Галингтон смотрит на него с некой усмешкой, от чего у бедного юноши еще больше скрутило живот.
— Будущий граф, — Алая Дева восседала уже без своей глиняной маски, она бережно положила ее на колени и глядела на то, как Свейн робко проходит в комнату. — Жаль, что вы предпочли остаться снаружи. Вам, как никому другому, полезно быть в курсе происходящего.
— Моя принцесса, — юноша опустился подле нее на колено, в очередной раз рассматривая перстень на ее хрупкой руке.
Валлария будто бы знала, что ей идет алый цвет. Ее темные волосы, собранные в тугой пучок, украшала изящно сделанная заколка в виде макового камня, а красный цвет ее одеяния отлично подчеркивал бледность кожи и глубину ее черных глаз. Принцессе было чуть больше двадцати, но выглядела она куда старше своего возраста: ранняя смерть матери, тяжелая болезнь отца — должно быть ей приходилось нелегко в свои детские годы. Могло ли все это стать одной из причин, по которой она и основала Алое Братство?
— Встаньте. Мы сейчас не в королевском дворце и кроме Галингтона здесь никого нет, так оставим же эти ненужные любезности, — холодно проговорила она, и ее голос эхом отозвался в пустующем зале.
— Меня так воспитали, миледи. И я не желаю своей легкомысленной грубостью бросать тень на родной дом.
— И тем не менее, ваши манеры все же позволили ослушаться меня и выйти еще до окончания запланированной встречи, — принцесса вскинула брови, но, впрочем, ее голос до сих пор оставался вполне добродушным.
— Прошу меня простить, — тут же ответил тот. — Но мне необходимо было время, чтобы подумать.
— И как, вы подумали?
«В какую игру она меня хочет втянуть? Впредь нужно быть осторожным со своими словами». Набрав в грудь побольше воздуха, Свейн продолжил.
— Я все еще против этих тайных собраний, против заговоров за спиной короля Люциана и Высшего Совета. Я призываю вас обратиться ко своей бесконечной мудрости и признаться во всем королю, пока еще не стало слишком поздно.
Валлария молча выслушала его, перебирая своими маленькими пальчиками края глиняной маски. Ни один мускул так и не дрогнул на ее благородном лице, видимо долгие годы, проведенные подле самого короля, научили ее скрывать свои истинные эмоции.
Свейн хотел добавить что-то еще, хотел сказать, что все это неправильно, что следует вернуть магистериуму его рунные камни и зелья, которые члены собрания тайком собирали в течение столь долгого времени. Он также хотел убедить принцессу, что ее мнение о жрецах и о магистериуме в целом — ошибочно, что ей стоит пересмотреть свои взгляды, ведь, в конце концов, здоровьем ее отца занимаются именно жрецы!
— Мне нравится ваша откровенность, Свейн, — ее черные глаза казались двумя огромными впадинами, что поглощали в себя оставшийся в зале тусклый свет. — И я тоже буду с вами откровенна. Прошу же, выслушайте меня, перед тем как принять чью-либо сторону.
Свейн подумал, что он и вовсе бы предпочел оставить все как есть. Его семья уже несколько веков служит единому королю, чей трон передается согласно строгим правилам престолонаследия. После смерти Люциана, королем должен стать его сын Вельгайн, а уж за тем и его дочь. Валларии, для ее же спокойствия, следовало бы поскорей выйти замуж и оставить все эти мысли о «спасении» материка.
— В ваших глазах мы все не более чем кучка воров и изменников. Даже не пытайтесь отрицать это, я знаю, как все выглядит со стороны, — на мгновение принцесса показалась сильно уставшей, сколько бессонных ночей ушло, чтобы спланировать все это? — Мой отец, король Люциан… Жрецы утверждают, будто бы его сердце сковала какая-то редкая хворь. Эту байку знаем мы все, а я даже верила в нее какое-то время, — она сжала глиняную маску чуть сильней. — Нам с братом запрещали видеть его, говорить с ним. Все, что нам позволялось, так это время от времени передавать ему письма — на липкой, пропитанной мятными листьями бумаге. Мы несколько лет ходили мимо отцовских покоев, молясь о его скорейшем выздоровлении. А вскоре молилась уже одна я. Мой дорогой брат Вельгайн почти перестал бывать во дворце: он утверждал, что ему тяжело слышать стоны и крики, которые исходили из-за закрытых дверей королевской спальни. Но я-то знала, какие стоны ему в самом деле милей… — принцесса мотнула головой, словно пытаясь скинуть с себя ненужные мысли. — Время для нас будто остановилось. Изумрудные мантии жрецов то и дело мелькали возле отцовских покоев, но на мои расспросы они отвечали крайне размыто, говоря лишь о заразности и о необходимости продолжать лечение. Я быть может еще и смирилась с этим, но желание увидеть отца с каждым днем становилось сильнее. Я боялась, что потеряю его, потеряю, как и свою мать, не успев даже попрощаться как следует… И вот тогда я решилась, — Валлария хоть и пыталась говорить, как можно спокойнее, но в тот момент ее голос дрогнул. — То, что я обнаружила — то был не мой отец. Это был не Люциан, это просто его оболочка. Бездумное, глядящее в пустоту тело, которое не в силах узнать даже свою собственную дочь! Он называл меня именем моей матери, не переставал твердить об опасности, которую видел повсюду, он твердил о первородности Пыли и о совсем уж каких-то жутких и непонятных вещах. В тот день я нашла там не только своего отца: там были и записи, тетради, разбросанные рецепты и свитки. Жрецы не занимались лечением Люциана — они лишь поддерживали его всепоглощающее безумие!