Выбрать главу

Но ее я вижу очень редко. Очень. Она – что-то вроде королевы, и всегда неизвестно где. То есть она всегда здесь, рядом. Мы все время говорим, если это молчание можно назвать разговором. Мы говорим и сейчас.

Кстати, помнишь, я еще удивился, когда ты показала на таможне паспорт, а его не было. Теперь… Да, конечно, вон она – моя реклама, я ее все-таки рисую пальцем или ладонью на песчаных стенах, но скорее для себя, а эти краски, которые видят все – ну, уж конечно, их нельзя не увидеть. Правда, здесь нет никаких проблем: делай что хочешь, в одно мгновение, и все же это мешает. Не знаю, почему. Ну ладно, как тебе «сегодня»? Как всегда? Ну нет, «всегда» будет завтра. До связи!

…Однако время проходит почти незаметно, если, конечно, это время.

РАЙСКИЙ ДОЖДЬ

Пустые слова – господи, привычка. Вечность, наполненная пустыми словами. Шкурками слов. Какое из них было в начале? Я смотрю на капли дождя из своего совершенно символического укрытия, этакой песчаной норы. Ломит кости от этого дождя: он не с озера, он оттуда, из мира. В такие дождливые дни – я знаю – все здешние сидят по норам. Как звереныши. Бессмертные звери.

У Борхеса, помню, рассказ про бессмертных – мерзкие, заросшие щетиной твари, и среди них – Гомер. Стоит ли того бессмертие, если ты всего лишь имеешь дело с бесконечным дождем?

Правда, мы все-таки смертны. Маленькая поправка – этот дождик. Выйди, выйди под него хотя бы на пять минут!

Странно, что тут ни одного самоубийства. Все спасаются, и никто ничего подобного не помнит. А какой запах у этой воды! Сумасшедший, граничащий с детством. Она уйдет – и снова пыль, снова песок.

Наверное, слишком громкие мысли – сейчас я слышу чье-то молчание. Она, конечно это она. Никогда не знал, что буду различать тишину… Но она приближается.

Это безумие – она приближается! Вот – у входа в пещеру, совершенно мокрая, с ног до головы, как тогда – волосы хоть выжимай…

– Глупости, ты же знаешь?

– Я не понимаю. Разве можно быть и там, и здесь?

– Нет. Но можно – быть.

– Почему тебе не вредит этот дождь?

– А почему мне не вредили те дожди, когда мы были на свете (она так и говорит, думает)? Выйди – узнаешь.

Я выхожу из укрытия. В первую минуту – ничего, и успеваю еще обрадоваться каким-то краем сознания, как все оказывается просто (как однажды ходил по битому стеклу с завязанными глазами, и правда, все было проще некуда) – и в этот миг на тело обрушивается со всех сторон скользящий удар воды. Это не просто боль. Это – абсолютная боль, абсолютная мука. Как будто целиком превращаешься в нерв больного зуба, когда кто-то его осторожно качнет. Теперь глупого вопроса о самоубийстве нет – и меня нет под этим дождем, я корчусь на полу у входа в пещеру, пытаясь стряхнуть капли воды. Боль постепенно проходит… Еще минута… Но где она? Молчание, абсолютное молчание. Неужели ее не было? Неужели все только показалось? Нет, я никогда не спрошу, я никогда не узнаю.

– Ты напрасно так думаешь.

Это уже слишком – она стоит в глубине пещеры. У нее совершенно сухие волосы. Я криво улыбаюсь.

– Дешевая шутка. Зачем?

– Я не люблю, когда при мне скучают.

ЭЗРИ

– Слушай, Эзри, у нее повадки фараонов.

– Не знаю. – бурчит Эзри. Он знает все. Он здесь дольше всех – так и думают, и говорят. Настолько давно, что научился молчать. А когда говорит – я слышу его речь. Единственный человек, кого тут вот так слышу – кроме нее, конечно.

– Ты знаешь о ней что-нибудь?

Вопрос – как вода в песок. Мягко исчезает, высыхает в его сморщенной ушной раковине. Собственно, все. Разговор окончен. Но я пытаюсь опять.

Надо задать какой-нибудь неожиданный (для него) вопрос.

– Эзри, ты когда-нибудь выходил под дождь?

– Все однажды выходят. Ты – вчера. Я – раньше. Сколько с меня?

Он – купец, конечно же. Пришел платить за рекламу воды.

– Эзри, я сделаю скидку, если расскажешь о ней!

– Сколько?

– Сколько хочешь!

– Несерьезный разговор.

Эзри презрительно пожимает плечами и поворачивается ко мне спиной, всем видом сообщая: «Если вы, юноша, так относитесь к деньгам, нам не о чем говорить!».

– Эзри, десять процентов при условии что информация окажется для меня ценной!

Эзри поворачивается. Ничего человеческого в нем нет – морщины, погасшие глаза, дребезжащий голос…

– Молодой человек! Для вас информация не имеет никакого значения. Лучше делайте свое дело.

– Но, Эзри (пытаюсь я продолжить игру), мы ведь живем в информационном обществе! Информация – главный капитал…