За эти года Чурачи пять раз совершали набеги на ближайшие деревни. Для набегов отец седлал коня, брал оружие и лук со стрелами и они с другими мужчинами уезжали на несколько дней в сторону деревень, а возвращались, как правило, с богатой добычей. Набеги совершались нашим племенем исключительно во время кочевок с одного места на новое, и каждый раз мать с тоской и тревогой рулила телегой, Маса-ба молилась ветрам за своего сына и заклинала его вернуться живым и невредимым. В то время как женщины тревожились, я представлял, как мой отец, верхом на нашем жеребце, учавствует в великих сражениях, дерется с дюжиной врагов и побеждает их выстрелами из верного лука. Я плохо осознавал, что набеги не только добыча, набеги так же и раны и смерть. Мертвые ветра не задували в наш шатер, отец возвращался без ран и в целом удача сопутствовала ему. Я с радостью и с интересом изучал добычу отца. В тайне от него, с другими братьями и сестрами, мы изучали украшения и ткани, ремни и прочие диковинные штучки, а потом хвастались среди других ребят, чей отец привез добычу лучше. Я не замечал, как после набегов появлялись вдовы...
И все же это было славное время для меня и добрые времена для семьи.
***
Шло мое седьмое лето, когда пришло время и мне учиться держать сабли и лук. Аменх уже ушел учиться к Асану военному ремеслу, а я все еще гонял лошадей. Как никогда остро ощущал свое одиночество днем - не было рядом ни шутника, ни болтуна, не смотрели на меня острые как лезвие глаза... Зато Старис, погонщик лошадей, его уходу был несказанно рад, в переделки я теперь не влипал, и иногда погонщик бурчал, мол давно было пора разделить нас друг от друга. Вечерами я сидел рядом с Маса-ба, слушал ее песни и помогал плести корзины, иногда чистил наших лошадей... в общем дни стали скучными и тусклыми...
Я все чаще обедал вместе с мужчинами и все реже играл с остальными детьми, я даже девчонок не бегал пугать. Меня охватила тоска. Поутру я провожал глазами лошадей Аменха, вечером заезжал к нему к шатру и смотрел как Аменх, едва перебирая ногами, тащиться домой с тренировок. Мой друг был не в состоянии провести со мной вечер, он извинялся и отправлялся спать едва переступал порог своего шатра. Я старался ободрить друга и говорил, что скоро все кончиться, но мы оба знали, что это не так. До четырнадцати - пятнадцати мы оба будем учиться воевать, учиться сражаться, чтобы суметь защитить себя и суметь напасть на слабых. Глядя на Аменха я все ждал, когда и меня отправят учиться, но отец по своей привычке меня не замечал, полностью погрузившись в вырезку по дереву с братьями, пока наконец одни вечером я не осмелел, чтобы задать ему вопрос.
- Отец, - подошел к нему после ужина, - мне уже идет седьмое лето, когда я отправлюсь учиться воевать?
- Мал еще, - процедил он сквозь зубы и пошел на улицу.
Я постоял, глядя на его спину, а затем улегся спать. Через несколько дней я вновь повторил вопрос и вновь получил ответ, что слишком мал. Так повторялось три раза, пока я не принял твердое решение - отец не отправит, значит пойду сам. Но в голове тот час возник вопрос - а куда девать лошадей? Ночью я долго ворочался не в силах уснуть и строил в голове коварные планы. Я представлял, как договорюсь с ребятами, чтобы они нагуливали моих лошадей, как сам буду седлать своего коня, мчаться к шатру Асана и тренироваться с остальными ребятами. Нет, коня оставлю, а сам побегу, ведь если взять нашего жеребца, то кто за ним присмотрит, пока я тренируюсь? Вот под эти мысли, с твердой уверенностью в успехе, я заснул.
Наутро, едва я намеревался подойти к знакомым ребятам, чтобы отдать им лошадей, как меня окликнул Старис.
- Янисан! - он махнул мне, чтобы я подъехал поближе.
Толкнув жеребца в бока я подъехал поближе.
- Сегодня Алитас в первый день с нами, я посажу его на коня, а ты за ним приглядывай, - он указал ладонь на стоящего чуть поодаль мальчугана, - в обед подойди ко мне.
Я чуть не взвыл от досады. Но деваться некуда пришлось сажать мальчика на кобылу, учить рулить, учить держаться на спине. Я был огорчен, за то что ветра неудачи подули на меня. С Алитасом я намучился. Он был крепкин и полным ребенком, даже посадить его на кобылу было трудно для меня, не говоря уже про то, что он то и дело норовил скатываться. И где его так раскормили?
- Толстый... - шипел я.
- А ты глупый, - не оставался в долгу мальчик.
Посадить это одно дело, а вот научиться держать спину ровно, не сутулиться, грамотно держать ноги - совсем другое. Я выл, ругался и плевался, кобылка стоически терпела непутевого седока и то и дело норовила пожевать травки, поэтому она просто вставала и никак не реагировала на приказы седока. Я давно уже слез с коня и практически рулил лошадью Алитаса, водя ее за уздечку, пока наездник пытался совместить сразу два дела - не упасть и хоть немного выпрямиться. К обеду я был измучен, словно в моей голове поселилось осиное гнездо - спутались все мои мысли.