С Гималаями меня связывают столь тесные узы, что я не мог остаться равнодушным к информации, которая дошла до меня в 1975 году по возвращении из Центральной Америки: Ладакх открыт для посещения иностранцами. Я тут же предпринял определенные шаги, чтобы отправиться туда, даже не отдавая себе отчета, почему меня издавна тянуло посетить земли ладакхских князей. Я был уверен, что эта страна лам и монастырей, обширных аридных пустынь, гор с отвесными склонами даст мне уникальный шанс получить истинное представление о глубинных районах Азии.
Итак, я отправился в Ладакх и был околдован им. Во время путешествий по Ладакху я впервые услышал о Заскаре. Забытом, изолированном, недоступном крае... Мне сразу стало ясно — именно туда я и должен попасть. Вернулся в Европу, и, чем больше изучал карты, тем соблазнительнее казался Заскар. Я представлял его себе высокогорной пустыней, окруженной самыми неприступными горами в мире, страной глубоких ущелий и долин, над которыми парят одинокие орлы и гуляют песчаные бури. Я решил исследовать все уголки этого района, как сделал это в Мустанге. Знал, что меня ждет труднейшая задача, ибо, путешествуя в Гималаях, никогда не был в столь высокогорном и труднодоступном краю. В глубине души теплилась надежда, что путешествие будет не только посвящено знакомству с обычаями страны, но и станет своего рода паломничеством по самым отдаленным уголкам Гималаев, ибо я решил перейти и через горный массив Заскара, и через Главный Гималайский хребет.
На заре, когда дребезжащее такси везло меня по безлюдным улицам к автобусной станции, Сринагар казался городом-призраком. Автовокзалы нигде не выглядят веселыми, а сринагарский автовокзал был просто зловещим. Мрачное кладбище неподвижных монстров, населенное носильщиками и нищими. Нечто вроде чистилища для лиц, отправляющихся по неведомым дорогам. Мне пришлось ждать целых три часа. Я немедленно стал лакомой добычей для нищих — их привлек мой вид зажиточного европейца, белая кожа и высокий рост.
Я исторг вздох облегчения, когда наконец автобус, переваливаясь с боку на бок, тронулся в двенадцатичасовое путешествие. Моими спутниками были в основном дарды, представители малоизвестной этнической группы, составляющей коренное население Западных Гималаев. Дарды относятся к арийцам — у них острый тонкий нос, круглая голова и светлые глаза, они напоминают европейцев, особенно если их сравнивать с жителями [9] Ладакха, широколицыми людьми монголоидного типа, которых в автобусе было тоже немало. На всех были грязные груботканые одежды, и автобус напоминал сборище нищих.
Позади сидела женщина и кашляла мне в затылок. Впереди ехал паренек — он сидел, повернувшись, и не спускал с меня взгляда. Я всем улыбался, в том числе и юной красавице дардке, чей лоб закрывали тяжеленные серебряные подвески, прикрепленные к тиаре из мелкой бирюзы. Автобус был набит довольно плотно, но вскоре тряска на выбоинах дороги рассредоточила пассажиров, и все повеселели.
Для любого человека, свыкшегося с пыльными индийскими дорогами, путешествие в автобусе показалось бы банальным. Но данное путешествие не относилось к разряду обычных по одной простой причине: этот автобус — единственное средство общественного транспорта, которое переваливает через грандиознейший горный массив мира — Гималаи.
Для столь необычного переезда, подверженного многим случайностям, нужен наисовременнейший автобус со специальной коробкой скоростей и супертормозами. Эта же громыхающая колымага была готова оторваться от дороги на самых крутых поворотах и, похоже, не имела тормозов. Мне казалось очевидным, что автобусу не забраться на высоту трех тысяч пятисот пятнадцати метров над уровнем моря, чтобы миновать Зоджи-Ла, самый низкий из гималайских перевалов.
Покинув кашмирскую долину, автобус пополз вверх вдоль бурного потока, по берегам которого густо росли ивы и тополя. Пробравшись через сосновый лес, автобус с трудом докатил до Сонемарга — «Золотых полей». На этом горном курорте от летней жары когда-то укрывались англичане, прогуливаясь пешком или верхом на пони. Первые горные цепи, казавшиеся далекими из Сринагара, были теперь близкими и четкими, но больше напоминали альпийские массивы Франции, чем знакомые мне издавна Гималаи.
В «Золотых полях» мы остановились у хижины на краю дороги, чтобы напиться чаю перед отправлением в дальнейший путь. Здесь начиналась военная дорога с односторонним движением — утром по ней спускались, а после полудня поднимались машины, идущие к перевалам. Автобус упрямо полез вверх; его усилия сопровождались душераздирающими скрипами — на первой скорости он вскарабкался на крутой склон первого перевала. Я так и не понял, как этой петляющей дороге удается не сползать с основания из мокрого гравия. Иногда я закрывал глаза. Чтобы мы не забывали о постоянной угрозе преждевременной смерти, повсюду вдоль дороги стояли могильные памятники с именами индийских солдат, сорвавшихся с отвесных скал. Я вспоминал слова одного бутанского крестьянина: «На наших горных дорогах раненых не бывает... есть только мертвецы!»