VIII.
Теперь мы уже достаточно познакомились с воззрением пессимистов на мир, человека и жизнь, чтобы иметь возможность подвести, с их точки зрения, баланс жизни, свести кредит и дебет сношений человека с миром. Человек охвачен непрерывным потоком хотений, пределом которому служит только смерть. Жить — значит хотеть. Но, с другой стороны, хотеть — значит страдать. Потребность родит усилие; усилие же — усталость. Неудовлетворенная потребность сказывается страданием, удовлетворенная — оказывается иллюзиею. Удовольствие есть только отрицательное состояние, составляя момент прекращения страданий; но и подобное безразличное ощущение достигается только усилием, за которым следует усталость, после чего опять поднимает голос та или иная потребность. Мир уже так устроен, что все потребности никогда не могут быть удовлетворены и, пока человек жив, он „хочет“. Когда все ближайшие потребности кажутся удовлетворенными, то всегда являются новые, и в конце концов вас ожидает еще скука, которую опять нужно удовлетворить „хотением“ какой нибудь цели из числа одинаково не касающихся человека. Таким образом, жизнь людей проходит частью в отбывании барщины голоду и другим ближайшим потребностям, частью в погоне за целями, преследование которых содействует счастию человека только в том отношении, что помогает ему убивать скуку. В вечной неудовлетворенности человека заключается движущая сила человеческой цивилизации. Благодаря ненасытности наших потребностей, наших „хотений“, все в мире улучшается, совершенствуется и идет к лучшему. Но только улучшение это вовсе не касается ни отдельных личностей, ни даже, в эвдемонистическом отношении, всего человечества, и не представляет какого либо выигрыша. Каждый человек, в каждый данный момент, терпит ровно столько страданий, сколько выносит его нервная организация; если какой нибудь источник страданий устраняется ходом цивилизации, то на место его становится новый, и человек свою долю страданий получает все таки всю сполна, причем скука всегда гарантирует недостающий комплект болезненных ощущений. Если мы предположим двух детей с одинаковою организациею и сделаем одного из них лордом, другого — рабочим, то жалеть последнего, сравнительно с первым, нет никакого основания, потому что страдают они, независимо от формы проявления страданий, совершенно одинаково, каждый „сколько влезет“. Если же мы сравним положение лорда с положением дикаря, то найдем, что последний даже счастливее. При простейших потребностях, он обладает и грубейшею способностью восприятия и чувствования и поэтому страдает значительно менее лорда с его обилием потребностей и тонкою восприимчивостью. С поступательным ходом цивилизации потребности растут быстрее, чем средства к их удовлетворению, а вместе с тем растет и чувствительность к неудовлетворенным потребностям. Прогресс сознания есть и прогресс страдания. В первобытном состоянии человек всего счастливее или, вернее говоря, всего менее несчастен. Прогресс цивилизации построен на нашем стремлении к счастию; но можно также сказать что он построен на наших страданиях, потому что наши страдания, наше несчастие, зависят именно от стремления к счастию. Наши инстинкты, начиная с грубого полового влечения и кончая нравственным чувством, в значительной степени целесообразны с точки зрения поддержания и развития жизни и вида; следуя им, мы бессознательно содействуем разпложению жизни на земле и усовершенствованию человеческого вида; но когда мы в то же время воображаем, что хлопочем о собственном счастии, то впадаем в весьма грубую ошибку, потому что именно в подчинении нашим инстинктам и порождаемому ими „бесконечному потоку хотений“ и заключается источник наших страданий. Чем более человек хлопочет о собственном счастии и наслаждении, тем более он несчастен; напротив, чем менее человек „хочет“, тем менее он несчастен и, наконец, совершенное прекращение страданий наступает при полном пресечении „потока хотений“. Таким образом, счастие, основанное на удовлетворении хотений, является химерою. Жизнь человека есть систематическое преследование целей, представляющих меньшее зло сравнительно с тем, которое отрицают, — устранение больших страданий ценою меньших. Так, работа есть меньшее зло сравнительно со скукою, удовлетворение голода — сравнительно с неудовлетворением его, брачная жизнь — сравнительно с безбрачною, удовлетворение нравственного чувства — сравнительно с его неудовлетворением, и т. д. Но если таким образом человек систематически, настойчиво, страстно „хочет“ и добивается страданий, хотя бы меньших, и зла, хотя бы не столь тяжкого, то очевидно, что в его жизни только и может быть речь о страданиях и зле, и всякая мысль о счастии заранее устраняется. Жизнь есть страдание; положительное счастье неосуществимо, но зато возможно абсолютное отрицательное счастие — в покое смерти...