Он и его жена внимательно следили за воспитанием и сына и внука. Ни тот ни другой в итоге не представляли ничего поднимающегося над обывательским уровнем. Сын много болел и рано умер, внук был ремесленником, а потом сельским хозяином в Нейгофе, где и прожил до своей смерти в 1853 г. Был он женат на сестре известного нам Шмида, имел единственного сына — Карла, ставшего профессором в Цюрихском политехникуме (сперва был военным) и умершего бездетным; им, кстати сказать, кончается род Песталоцци, потомка Антонию Песталоцци, беглеца из Киавениш (Италия).
Чем же занимался «на покое» старик Песталоцци? В Нейгофе он снова отдался литературной работе. Из числа его произведений надо отметить «Лебединую Песнь», в которой он как бы подвел итоги своей педагогической деятельности. Здесь он снова рассматривает основные идеи, волновавшие его в течение последних двадцати пяти лет, останавливаясь главным образом на идее «элементарного образования». Самый заголовок книги говорит о желании автора именно сказать последнее слово, подвести жизненный итог. «Теперь мне восемьдесят лет, — пишет он в предисловии, — и в этом возрасте каждый человек неправ, если не смотрит на себя ежедневно как на лежащего на смертном одре. С некоторого времени я почувствовал это больше, чем когда-либо. Поэтому я не хотел откладывать своего намерения пред смертью отдать публике по возможности ясный и точный отчет в своих опытах (в этом отношении), а также в удачных и неудачных результатах последних. Поэтому я и дал этому сочинению вышеприведенное заглавие. Друзья человечества! Примите это сочинение за лебединую песнь, а в литературном отношении не требуйте от меня больше, чем я в состоянии сделать.
Моя жизнь ничего не произвела цельного, законченного; мое сочинение также не может дать ничего цельного, ничего законченного. Подарите его, каково оно есть, вашим вниманием и все то, что вы признаете в нем благодетельным для человечества, удостойте вашим туманным содействием и участием, которого заслуживает самый предмет независимо от достоинства моих личных стремлений».
Как это было уже сказано, основным вопросом этой «Лебединой Песни» и ее лейтмотивом является идея «элементарного образования». Песталоцци стремится показать эту идею в свете философского и психологического обоснования. Он приходит к тому же убеждению, которое он высказывал раньше, но подчеркивает его здесь более резко, а именно, что «идея элементарного образования, для теоретического и практического разъяснения которой я пожертвовал большей частью моих зрелых лет, чтобы самому более или менее познакомиться с ее объемом, эта идея есть не что иное, как идея о согласии с природой в деле развития способностей и сил человеческого рода. На идею элементарного образования следует смотреть как на идею природосообразного развития сил и способностей человеческой души и человеческого ума, а также эстетических способностей».
Песталоцци требует здесь с большей настойчивостью, чем когда-либо, всестороннего образования.
«Истинно и естественно развивает человека, — говорит он, — то, что охватывает его во всей совокупности сил человеческой природы, т е. душу, ум и физическую силу… Все, что охватывает его лишь односторонне, т. е. по отношению к одной из его сил, будет ли то душа или ум или способность эстетическая, губит и разрушает равновесие наших сил… Всякое одностороннее развитие одной из наших сил не истинно, не естественно; это только кажущееся развитие; это есть медь звучащая и кимвал бряцающий человеческого развития, а не человеческое развитие».
Это развитие сил и способностей человека происходит только в процессе их упражнения. Как в области физической, так и в области умственной человек развивается только благодаря действию. Ничто не может быть хуже, чем болтовня о тех или других вещах, при помощи которых думают развивать человека.
«Человек естественно развивает свою нравственную жизнь, любовь и веру лишь посредством дел любви и веры.
Точно также человек развивает свои умственные способности, способность мышления, лишь посредством самого факта мышления.
И внешние основы своих художественных и профессиональных способностей, свои чувства, органы и члены, он естественно развивает лишь посредством их упражнения».
Это есть путь самой природы. Природа, по мнению Песталоцци, именно таким путем развивает человека.
«Сама природа каждой из этих сил, — пишет Песталоцци, — побуждает человека упражнять их. Глаз хочет смотреть, ухо — слышать, нога— ходить, рука — хватать. Но также и сердце хочет верить и любить. Ум хочет мыслить. В каждой способности человека заключается стремление выйти из состояния безжизненности и неразвитости и стать развитой силой, которая в неразвитом виде находится в нас лишь как зародыш силы, а не как сама сила».
Эту идею природосообразности, которую мы в обшей форме уже слыхали довольно давно даже от Амоса Коменского и которая в углубленном ее виде дана Песталоцци в «Лебединой Песни», он формулирует по-новому. Он выдвигает здесь, с тех пор очень популярный, воспитательный принцип: «жизнь образует». При этом под «жизнью» Песталоцци понимает совокупность всех влияний окружающей среды и всех задатков, имеющихся в человеке
Анализируя понятие природосообразности и принципа «жизнь образует», Песталоцци ставит себе вопрос, каким путем естественно развиваются в человеке основы его умственной жизни, основы его мыслительной способности, его размышления, исследования и суждения. На этот вопрос Песталоцци дает ответ совершенно в духе тех построений, которые много позже, уже в начале XX столетия, с таким успехом у буржуазных педагогов развивал небезызвестный психолог и педагог Лай. Та «триада», которую, казалось бы. как совершенно новую идею развивал Лай, а именно: впечатление, переработка впечатлений и действие, уже заключается в произведениях Песталоцци и в частности в «Лебединой Песни». Чтобы убедиться в этом, послушаем самого Песталоцци:
«Мы находим, что развитие нашей мыслительной способности исходит из впечатления, производимого на нас наблюдением над всеми предметами, которые, касаясь наших внутренних и внешних чувств этим самым возбуждают и оживляют присущее нашей умственной способности стремление к саморазвитию.
Это наблюдение, соединенно: с стремлением нашего мышления к саморазвитию, по самой природе своей прежде всего приводит к сознанию того впечатления, которое произвели на нас предметы наблюдения. Этим самым оно неизбежно производит чувство потребности выразить те впечатления, которые произведены нашим наблюдением, и прежде всего чувство потребности говорить».
Задача педагога заключается лишь в том, чтобы помочь природе в развитии человеческих способностей, чтобы, отнюдь не нарушая основного хода работы, использовать силы природы наилучшим образом. В первую очередь это должны уметь матери, к которым так часто и так убежденно обращается в своих произведениях Песталоцци. Вообще, когда Песталоцци писал свои педагогические работы последнего периода, он все время хотел помочь матерям, чтобы они заложили первые основы воспитания, так как именно матери в семье могут это сделать глубоко и полно.
В «Лебединой Песни» Песталоцци рассматривает ряд методических и педагогических проблем, касающихся развития и конкретизации идеи «элементарного образования». Он пишет здесь и об обучении родному языку, и об обучении математике, и об эстетическом и физическом воспитании, действительно подводя общие итоги своей педагогической теории. Он не перестает при этом обличать современное ему воспитание, которое не опирается на конкретное изучение окружающего человека мира. «Поверхностность наших рутинных упражнений обыкновенно приводит нас к бессмысленной болтовне о предметах, которые должны бы нас научать. Самое обучение ребенка становится настоящим обучением болтовне относительно того, чего ребенок не понимает… Психологически верно и легко объяснимо, как можно таким путем дойти до того, что в конце концов будешь с увлечением говорить о вещах, которыми пришлось заниматься до отвращения долго и с большим трудом, без всякой возможности понять, что они такое и к чему служат».
В этой работе Песталоцци лишь вскользь говорит о соединении обучения с производительным трудом. В последние годы — годы его специально педагогической деятельности — это ему не удалось. Однако он изменил бы себе совершенно, если бы он не сказал о том, какое отношение его теория имеет к обучению бедных, т. к. обучению среднего и беднейшего крестьянства. Он снова повторяет здесь свою любимую идею, выдвинутую им много лет назад, об упрощении всего педагогического процесса, упрощении настолько, чтобы им мог пользоваться при обучении детей крестьянин, ремесленник и «всякий, полагающий основу своего домашнего благосостояния своим личным заработком». И снова он говорит — характерное постоянство! — о том, что «педагогический принцип «жизнь развивает» вообще менее применим к высшим сословиям, чем к низшим». Дети низших сословий живут с утра до вечера среди таких людей и в таких условиях, а которых они ежеминутно находят случай и побуждение принимать участие в отцовском занятии и усваивать себе те самые существенные из специальных навыков, которые им необходимы для какого-нибудь будущего дела, соответствующего их положению и условиям. Но, конечно, этого не бывает у высших сословий. Нужда и потребности вовсе не помогают им в этом отношении. Их дети вообще с самодовольством, воспринятым с молоком матери, произносят слова: «я богат; я стал богачом, и в этом не нуждаюсь».