В ноябре 1825 года в Васильков из Тульчина прибыл поручик Николай Крюков с информацией о тревожных слухах в штабе 2-й армии. Крюков передал Муравьеву просьбу Пестеля переждать неопределенность и не начинать неподготовленное восстание. Однако Сергей Муравьев, демонстрируя свою готовность к немедленному выступлению, вывел Крюкова «пред какую-то команду и спросил: «Ребята! Пойдете за мной, куда ни захочу?» — «Куда угодно, ваше высокоблагородие». «Солдат он (Сергей Муравьев-Апостол. — О. К.) не приготовлял, он заранее был уверен в их преданности», — показывал на допросе Бестужев-Рюмин.
Собственно, эта уверенность и одушевляла Муравьева-Апостола тогда, когда с тем же Крюковым он передал Пестелю письмо, в котором сообщал, что ждать Васильковская управа не намерена и что сам он готов «действие начать, если общество открыто». Муравьев-Апостол не блефовал: ждать он действительно больше не собирался. После того как 13 декабря Пестель был арестован, Муравьев-Апостол мог начинать восстание, вообще ни на кого не оглядываясь.
24 декабря Сергей Муравьев-Апостол узнал от сенатского курьера о событиях на Сенатской площади. Узнал он о них на въезде в город Житомир. Здесь находился штаб 3-го пехотного корпуса 1-й армии, куда входил Черниговский полк. Поехал же Муравьев-Апостол в Житомир пока еще со вполне мирной целью: просить корпусное начальство дать отпуск Бестужеву-Рюмину. Подпоручику надо было съездить в Москву: там у него умерла мать, надо было побывать на ее могиле и встретиться с престарелым отцом. Кроме того, Бестужев-Рюмин надеялся побывать в Петербурге и разузнать о положении дел в Северном обществе.
Но известие о петербургском разгроме кардинальным образом изменило планы Муравьева-Апостола: он принял решение начинать собственное восстание. Матвей Муравьев-Апостол, сопровождавший брата в поездке, вспоминал впоследствии: «По приезде в Житомир брат поспешил явиться к корпусному командиру, который подтвердил слышанное от курьера. Об отпуске Бестужеву нечего было уже и хлопотать. Когда брат возвратился на квартиру, коляска была готова, и мы поехали обратно в Васильков».
Задумав восстание, Сергей Муравьев столкнулся, однако, с серьезными проблемами. Проблемами, которых он, судя по его словам и действиям в 1821–1825 годах, раньше просто не замечал.
Пестель много лет пытался внушить Муравьеву, что выступать без поддержки — гибельно. Воли и мужества нескольких заговорщиков для успеха восстания явно недостаточно. Муравьев, возражая Пестелю, говорил, что можно поднять мятеж и одним полком, а все воинские команды, которые будут посланы на усмирение этого полка, тут же будут становиться их союзниками. Теперь же, накануне решительных действий, Муравьев все же попытался добиться гарантий поддержки от членов своей управы.
К концу 1825 года Муравьеву-Апостолу казалось, что под его твердым контролем находятся два пехотных и один гусарский полк. В Черниговском полку служил сам Муравьев-Апостол. В заговоре состоял командир Полтавского полка Василий Тизенгаузен, в этом же полку служил Бестужев-Рюмин. Командиром Ахтырского гусарского полка, овеянного славой множества битв и одного из самых знаменитых в русской армии, был двоюродный брат Сергея Муравьева полковник Артамон Муравьев. Артамон Муравьев был активным заговорщиком, казалось, он был всецело предан «общему делу». На заседаниях он «произносил беспрестанно страшные клятвы — купить свободу своею кровью», постоянно вызывался на цареубийство, называл себя «террористом». Уговаривая колеблющихся не покидать общество, он «как безумный, вызывался на все; говорил, что все можно, лишь бы только быть решительну». Незадолго до смерти императора Александра I Артамон Муравьев решил поехать в Таганрог и убить императора. При этом он показал такую решительную готовность и нетерпение, что Сергею Муравьеву едва удалось уговорить его отложить акцию до того момента, когда тайное общество будет готово к действиям.
Верность и преданность командира ахтырцев были тем важнее, что командиром еще одного гусарского полка, Александрийского, был родной брат Артамона полковник Александр Муравьев. Кроме того, Васильковские заговорщики были уверены в поддержке своего «предприятия» 8-й артиллерийской бригадой 1-й армии. В этой бригаде служили большинство участников Общества соединенных славян.
Но, пытаясь поднять мятеж в этих частях, Муравьев-Апостол столкнулся с еще одной проблемой, которой раньше он значения не придавал — с проблемой связи. Из-за отсутствия связи сразу же пришлось расстаться с надеждами на помощь Полтавского полка. Во главе с полковником Тизенгаузеном полк был послан на строительные работы в город Бобруйск. Бобруйск был расположен далеко от Василькова, и послать туда было некого. Но все же надежда на остальные части оставалась — и подполковник Муравьев-Апостол перед восстанием попытался лично наладить с ними связь. После полтавцев наиболее надежными казались ахтырские гусары.
25 декабря, в отсутствие батальонного командира, в Черниговском полку прошла присяга новому императору Николаю I. Все роты были собраны в Василькове. Члены Общества соединенных славян испытали по этому поводу «бурный порыв нетерпения» и едва не подняли самостоятельное восстание. Правда, в итоге они все же сумели удержаться в рамках благоразумия — и решили дождаться возвращения Сергея Муравьева-Апостола.
Член Славянского общества Иван Горбачевский расскажет впоследствии со слов офицеров-черниговцев, что «рано поутру» 25 декабря штабс-капитан Соловьев и поручик Щепилло пришли к командиру полка с рапортом о прибытии их рот в штаб. «Когда они явились, подполковник Гебель спросил у них, между разговорами, знают ли они причину требования в штаб? Соловьев отвечал, что он слышал, будто бы присягать новому государю. Гебель сие подтвердил, прибавляя, что он боится, чтобы при сем случае не было переворота в России, — и при сих словах заплакал. Соловьев отвечал с улыбкой, что всякий переворот всегда бывает к лучшему и что даже желать должно. «Ох, боюсь», — сказал, закрыв руками лицо, Гебель, как будто предчувствуя то, что с ним случится. Соловьев начал шутить, Гебель — плакать, а Щепилло, который был характера вспыльчивого и нетерпеливого, ненавидел Гебеля за его дурные поступки, дрожал от злости, сердился и едва мог удерживать свою досаду». «Соловьев рассказывает, что из этого вышла пресмешная и оригинальная сцена», — добавляет Горбачевский.
Впрочем, присяга в полку прошла спокойно — если не считать того, что поручик Щепилло демонстративно отказался произносить слова торжественной клятвы. Сразу же после того, как присяга окончилась, роты были отпущены по своим квартирам. Однако вечером того же дня случилось чрезвычайное происшествие: в полк приехали жандармы с приказом арестовать Сергея Муравьева-Апостола и его брата Матвея. Явившись на квартиру подполковника, они застали там Бестужева-Рюмина, ожидавшего возвращения друга. В его присутствии был произведен обыск, бумаги братьев Муравьевых опечатаны. После обыска Гебель с жандармами отправился в погоню — исполнять приказ об аресте. Бестужев также отправился в путь — предупредить друга об опасности.
27 декабря Сергей Муравьев-Апостол нанес визит своему кузену Артамону Муравьеву. Вместе с братом Матвеем он появился в небольшом местечке Любаре, штаб-квартире ахтырцев.
Беседа с кузеном началась с обсуждения событий 14 декабря. «Они мне сообщали известия, слышанные ими, а я им дал газеты и получаемые мною приказы», — сообщит командир ахтырцев на следствии. Обострил ситуацию внезапный приезд в Любар Бестужева-Рюмина: он сообщил заговорщикам об обыске в Васильковской квартире Сергея Муравьева-Апостола. Первой мыслью будущего лидера мятежа было «отдаться в руки» разыскивавших его жандармов. Но мысль эта была сразу же оставлена. «Если доберусь до батальона, то живого не возьмут» — таким было окончательное решение руководителя Васильковской управы.
В тот же момент Артамон получил прямой приказ о начале восстания — и согласился этот приказ исполнить. Пытаясь установить экстренную связь со «славянами», Сергей Муравьев написал записку в 8-ю артиллерийскую бригаду, Артамон же должен был отправить ее по назначению. После этого братья Муравьевы-Апостолы и Бестужев-Рюмин уехали из Любара: надо было поднимать на восстание Черниговский полк. Наладить связь с другими частями они просто не успели.