Через сутки после ареста жандармы были отпущены по личному приказу Сергея Муравьева. Однако денег им, естественно, не вернули. Когда же один из них попытался намекнуть об этом лидеру мятежников, утверждая, что они «не имеют способу, чтобы добраться до полку», «то Муравьев, вынимая заряженный пистолет, сказал: «Вот тебе способ, ежели ты более будешь говорить»; потом, вынимая ассигнацию 25 рублей, бросил на землю и уехал».
Трудно сказать, каким образом Муравьев-Апостол собирался тратить полученные деньги — мизерную сумму, если иметь в виду поход мятежного полка на столицы. Однако сама жизнь подсказала основную «статью расхода» — подкуп нижних чинов.
После истории с полковым командиром у Муравьева больше не было законных оснований для командования солдатами. Оставалось надеяться на их «доброе отношение» и на силу денег. Уже 29 декабря унтер-офицер Григорьев получил от своего батальонного командира 25 рублей за помощь в побеге из-под ареста. В последующие дни восстания и сам руководитель мятежа, и его офицеры активно раздавали деньги солдатам — в этом на следствии они сами неоднократно признавались. И если раньше, до восстания, раздача денег солдатам могла быть оправдана желанием облегчить их тяжелую жизнь, то теперь речь могла идти только о покупке их лояльности. Солдаты брали деньги очень охотно. Именно на эти цели ушли все «экспроприированные» у жандармов суммы.
И в глазах солдат Муравьев-Апостол быстро превратился из обличенного официальной властью командира в атамана разбойничьей шайки. Раньше его приказам они обязаны были подчиняться под угрозой наказания. Теперь же за исполнение приказа подполковник стал платить — а значит, этим приказам можно было и не подчиняться. В тот же день, 30 декабря, нижние чины уже настолько осмелели, что стали приходить на квартиру батальонного командира «в пьяном виде и в большом беспорядке». По свидетельству одного из случайно оказавшихся в Василькове офицеров, солдаты просили у Муравьева «позволения пограбить, но подполковник оное запретил».
В Василькове руководитель мятежа понял, что не знает, куда вести свое войско. На следствии Муравьев-Апостол покажет: «Из Василькова я мог действовать трояким образом: 1) идти на Киев, 2) идти на Белую Церковь, и 3) двинуться поспешнее к Житомиру». В Белой Церкви был расквартирован 17-й егерский полк, в котором служил член Южного общества подпоручик Александр Вадковский, родной брат Федора Вадковского. Вадковский приехал 30 декабря в Васильков, увиделся с Муравьевым и пообещал содействие. В Житомире же и около него служили многие члены Общества соединенных славян. Но логичнее всего представлялось движение на Киев — там находился штаб 4-го пехотного корпуса под командованием генерала Щербатова. Предстояло, опираясь на контакты уехавшего в отпуск Трубецкого, просить Щербатова о помощи. Но с корпусным командиром не было вообще никакой связи — и эту связь еще нужно было установить.
31 декабря выяснилось, что одна из черниговских рот, 1-я гренадерская, отказывается присоединиться к восставшим. Ротой командовал капитан Петр Козлов, который не состоял в заговоре. Кроме того, еще и полугода не прошло с тех пор, как капитан был освобожден с полковой гауптвахты. На гауптвахте же он отбывал двухмесячный арест за «буйное» поведение солдат своей роты, отправленных в гвардию.
Извлекая уроки из недавних событий, Козлов убедил своих солдат не присоединяться к Муравьеву. Батальонный командир, приехавший в расположение роты, пытался изменить ситуацию, уверяя нижних чинов, что «корпусного командира закололи, а дивизионного начальника заковали уже в кандалы» и что сам он официально назначен полковым командиром вместо Гебеля. Солдаты не слушали его. Муравьев пытался дать им деньги на водку — но нижние чины заявили: «Нам ваша водка не нужна». В итоге роту пришлось отпустить, и она в полном составе ушла в дивизионную квартиру. Это был новый удар по полковой дисциплине. Оказалось, что подполковнику можно вообще не подчиняться — и за это ничего не будет.
В тот же день был отдан приказ о выступлении мятежников из Василькова. Перед тем как вывести роты из города, Муравьев устроил на центральной городской площади молебен. По приказу руководителя восстания полковой священник (получивший перед этим от руководителя мятежа 200 рублей ассигнациями) прочел перед полком «Православный катехизис» — совместное сочинение самого Муравьева и его друга Бестужева-Рюмина.
С помощью «Православного катехизиса» — агитационного, документа, построенного на библейских цитатах, его авторы старались доказать солдатам, что цари «прокляты яко притеснители народа». «Итак, избрание царей противно воле Божией, яко един наш Царь должен быть Иисус Христос», — утверждалось в этом документе. Официальная церковь учила рядовых другому: император в России лицо священное, он повелевает народами «от имени» Бога, и любой офицер — командир лишь постольку, поскольку сам выполняет волю Бога и государя. «Нет власти не от Бога. Противящийся власти противится Божию установлению» — эти слова солдаты часто слышали в церкви. Споря с этим постулатом, авторы «Катехизиса» вопрошали: «Какое правление сходно с законом Божьим?» И сами же на этот вопрос отвечали: «Такое, где нет царей».
Главная задача «Катехизиса» состояла в том, чтобы сломать укоренившуюся в солдатском сознании устойчивую вертикаль Бог — царь — офицер, убрать из нее второй элемент. Выполнив ее, заговорщики смогли бы обосновать свое право на власть в отсутствие царя. А значит, дисциплину в полку можно было хотя бы попытаться сохранить.
Но цели своей «Православный катехизис» не достиг, 200 рублей, отданных священнику, не окупили себя. «Когда читали солдатам «Катехизис», я слышал, но содержания оного не упомню. Нижние чины едва ли могли слышать читанное», — показывал на следствии разжалованный из офицеров Игнатий Ракуза. По показанию же случайного свидетеля момента, «один из нижних чинов спрашивал у него, кому они присягают, но видя, что нижний чин пьян, он удалился, а солдат, ходя, кричал: «теперь вольность». Официально объявленную «вольность» нижние чины поняли по-своему — как позволение безнаказанно грабить окрестные селения.
Осознав неудачу «Катехизиса», Муравьев, по его собственным словам, «решился действовать во имя великого князя Константина Павловича». Когда сразу после чтения «Катехизиса» в Васильков приехал 19-летний Ипполит Муравьев-Апостол, прапорщик Свиты и младший брат лидера мятежа, его представили солдатам в качестве курьера цесаревича, привезшего приказ «чтобы Муравьев прибыл с полком в Варшаву». Восстанавливая таким образом вертикаль Бог — царь — офицер, заговорщики в последний раз пытались доказать свое законное право командовать солдатами. Мятеж обретал высокий государственный смысл — защиту интересов «законного» государя путем свержения государя «незаконного».
Однако время было упущено, авторитет Константина не помог. Гражданские власти Василькова сообщали по начальству: «И как при сем случае солдатам дана была вольность, то оные на квартирах требовали вооруженною рукою необыкновенного продовольствия, сопряженного с грабительством хозяйственных вещей, водку же и съестные припасы брали без всякого платежа, с крайнею обидою для жителей». Ситуация стала стремительно сдвигаться в сторону стихийного, неуправляемого сценария.