Те же мысли еще отчетливее звучат в его последнем письме домой — от 1 мая 1826 года: «Что касается до меня, мои добрые родители, умоляю вас: умерьте свое огорчение обо мне. Ежели я не мог составить ваше счастье, то у вас есть другие дети, которые, конечно, постараются исполнить это. Я вас так люблю, что желал бы, чтобы вы могли совершенно забыть меня: так как я получил ваше благословение, то мне более ничего не нужно».
Беспокойство Павла Пестеля за своих родных было вызвано не только причинами морального свойства: в ходе следствия семья практически сразу же попала под подозрение в «пособничестве». Стала известна причастность Владимира к первому тайному обществу, и Следственная комиссия начала сбор сведений на эту тему. Кроме того, подозрение пало и на самого Ивана Борисовича: в распоряжении следствия оказалась информация о том, что отставной генерал-губернатор не только знал о содержании «преступных бумаг» сына, но и хранил их в своем имении. В деревне Васильево был произведен обыск.
И одной из главных задач Павла Пестеля в ходе следствия было отвести от родных эти подозрения. Он упорно опровергал даже очевидный факт — членство брата Владимира в Союзе спасения. На запрос комиссии о том, «принадлежит ли к обществу брат его, Кавалергардского полка полковник», руководитель заговора отвечал, что Владимир «никогда никем принят не был и что предложения даже ему делать никто не мог, ибо образ мыслей его совершенно противен мыслям общества». С не меньшим упорством он убеждал следователей, что Иван Борисович «ничего не знал» о его бумагах, что эти бумаги он скрывал от родителей «как можно секретнейшим образом».
В конце концов дело Владимира Пестеля было «оставлено без внимания»; никаких официальных обвинений не предъявили и отцу. И в этом, конечно, старания Павла Пестеля сыграли немалую роль. Однако в данном случае явно совпали интересы узника и власти: Николаю I необходимо было доказать, что заговор не имел глубоких корней в армии, что даже ближайшие родственники заговорщиков не одобряли их идей. Кроме того, очевидно, что жестокость по отношению к лидеру Южного общества должна была компенсироваться в общественном мнении милостями к его семье.
Павел Пестель не был женат, и его личная жизнь оказалась совершенно скрытой от глаз современников. Случайно сохранились сведения лишь об одном эпизоде его частной, интимной жизни — не состоявшейся летом 1821 года женитьбе на Изабелле Витт, дочери начальника военных поселений юга России, графа Ивана Витта. Причем отношения в данном случае зашли довольно далеко: Пестель сообщил родителям о желании вступить в брак и даже познакомил с ними невесту.
Позднейшие историки утверждали, будто Пестель собирался жениться не по любви, а по расчету. Его невеста была немолодой и некрасивой, и только высокая должность ее отца якобы заставила 28-летнего офицера сделать предложение. Предполагалось также, что заговорщик хотел с помощью будущей жены упрочить свое положение в армии, а конкретнее, в военных поселениях. Поселенные солдаты, недовольные своим положением, были бы верными союзниками в случае начала революции. Но в конце 1821 года Павел Пестель стал полковником, получил под команду пехотный полк — и посчитал, что карьера и так складывается неплохо. И отказался от женитьбы.
Документами это мнение никак не подтверждается. Сколько лет было невесте в момент столь неудачного сватовства, мы не знаем. Но она была внучкой Софьи Потоцкой, знаменитой красавицы-гречанки, шпионки и авантюристки конца XVIII века. А Софья Потоцкая видела у своих ног не только простых армейских офицеров, каким был польский майор Иосиф Витт, дед Изабеллы. Ее красота пленила многих знатнейших и богатейших мужчин той эпохи; не избежал увлечения ею даже светлейший князь Григорий Потемкин, знаменитый екатерининский фаворит. И нет совершенно никаких оснований считать ее внучку такой уж некрасивой.
Павла Пестеля же подозревали в корыстных намерениях все: и его товарищи по заговору, и начальники, и следователи, и историки. В данном случае корысти быть просто не могло: семейственность в армии никогда не поощрялась, и Пестель не мог надеяться на получение какой-нибудь мало-мальски значимой должности у Витта. Кроме того, Иван Витт был человеком крайне тщеславным и независимым — и вряд ли стал бы пользоваться в служебных делах частными советами своего зятя.
Причина, по которой брак расстроился, была другой: невеста и ее родственники были категорически отвергнуты родителями жениха. Познакомившись с нею и с ее семьей, Иван Пестель написал сыну: «Я увидал, что эта особа довольно красива, но которая должна была быть прежде еще более красивой. Ее поведение показалось мне робким, но очень осторожным, и даже более осторожным, чем я желал бы в особе ее возраста. Ее мать — совершенная дура, которая постоянно болтает и говорит то, что ей взбредет в голову, не размышляя много. Она мне совсем не понравилась: муж ее, граф Витт, низкий интриган». И добавил в другом письме: «Я во многих отношениях держусь мнения совершенно противоположного твоему. Образ жизни нашей семьи не имеет никакого отношения к твоей женитьбе».
Но инициатива разрыва в данном случае не могла принадлежать Павлу Пестелю. Если бы это было так, тогда, согласно традициям эпохи, следовало бы ждать дуэли между ним и отцом оскорбленной девушки. Между тем отношения между Пестелем и Виттом остались после этой истории вполне доброжелательными. Скорее всего, на разрыв решилась сама Изабелла, каким-то образом узнавшая о негативном отношении к себе родителей жениха. Гордая полячка, она конечно же не смогла примириться с этим. В общем, Иван Пестель был доволен исходом дела. Как этот разрыв пережил его сын, мы не знаем.
У историков нет достоверных сведений и о том, были ли в жизни Павла Пестеля другие любовные связи и насколько глубоко они затронули его душу. «Есть один существенный пункт, который тебе всегда будет мешать иметь прочные связи: это твое полное отвращение к какому бы то ни было стеснению. С таким нежеланием стеснять себя довольно трудно быть нежным мужем и любящим отцом. Если хочешь, чтобы другие делали для тебя что-нибудь, надо также со своей стороны доказать готовность сделать столько же для них. Жизнь есть постоянная смена взаимных действий и потребностей», — писал ему отец как раз в разгар истории с Изабеллой Витт. Наверное, это мнение было справедливым. Как справедливыми были и слова самого Павла Пестеля о том, что в жизни он имеет, в сущности, только одну прочную сердечную привязанность — к своим родителям.
Глава 2
«ДАЖЕ ВРАГИ ТВОИ ОТДАЮТ ДОЛЖНОЕ
ТВОИМ ЗНАНИЯМ»:
ПАЖЕСКИИ КОРПУС
В 1803 году Павел, Борис и Владимир Пестели были «заочно» записаны в Пажеский корпус. Однако реально Павел и Владимир стали учиться в нем лишь с марта 1810 года. Перед этим они четыре года жили в Германии: сначала в вольном городе Гамбурге, а затем в Саксонии. В Дрездене, столице Саксонии, они получали домашнее образование под руководством бабушки, Анны Крок. Борис же не учился ни в Германии, ни в корпусе; причиной тому была ампутация ноги.
На глазах у двух мальчиков, сыновей сибирского генерал-губернатора, разворачивались грандиозные события. В Европе шла Большая война. Наполеон Бонапарт, принявший титул императора французов, бил австрийцев под Ульмом, австрийцев вместе с русскими под Аустерлицем, пруссаков под Йеной и Ауэрштадгом, играл вничью с русскими под Прейсиш-Эйлау, затем снова бил их под Фридландом. «Города сдавались один за другим. Это было похоже на сон: словно сам Бог бросал их в лоно победителя», — утверждала современница Наполеона герцогиня д’Абрантес.
Саксония, маленькое (по российским меркам) немецкое княжество, вдруг оказалась в центре европейской политики. В 1806 году Саксония вошла в основанный Наполеоном под собственным протекторатом Рейнский союз. Дрезден стал столицей Саксонского королевства, а курфюрст Фридрих Август — королем, верным союзником Наполеона. У Пруссии отобрали ее польские провинции, из которых составилось великое герцогство Варшавское, ставшее частью Саксонии. В июле 1807 года Франция и Россия заключили Тильзитский мир, и Россия признала Варшавское герцогство. Вскоре Наполеон снова разбил австрийцев — уже под Ваграмом, и новое герцогство расширилось за счет отобранных у Австрии земель.