Серьезно, ни булавок, ни пряжек на сапогах, ничего. Все удобно, функционально.
– Я рассказывал уже вам обоим по отдельности про поездку, единственно, Кристине нужно будет там задержаться, а Дэвлин… решит сам.
– Крис, – поправила я, пожав плечами мысленно на эту почти незаметную паузу, – к чему тут чиниться?
– Дэвлин.
Мне показалось, что я разговариваю со статуей, крайне невозмутимой, надо сказать, статуей. Он вежливо изобразил полуулыбку, но в темных холодных газах не зажглось ни огонька. Это был просто вызов! Герцогский сынок разве что замуж не зовет, а этот смотрит, как на предмет в музее.
– Давайте проясним подробности, присаживайтесь, – предложил куратор, и метр Купер опустился на небольшой бархатный диванчик у стены, не покушаясь на мое кресло. Вроде поза расслабленная, но внутри чувствуется будто металлическая сжатая пружина, которая в любой момент может распрямиться.
«Что это со мной? – думала я, почему-то не в состоянии отлепить взгляд от едва видневшейся в вырезе рубахи ямочки чуть ниже шеи. – Мне же никогда такие парни не нравились? Слишком просто выглядит. Слишком отстраненный для приятной компании».
А еще я все вспоминала это ощущение от прикосновения его пальцев. Тонкие, про такие говорят, музыкальные. Но, явно, не холеные и никогда не знавшие лака и блесток.
Потрясающий – единственное слово, которое приходило мне на ум. А чем он меня так зацепил-то?
«Эй! Ты еще здесь?» – полюбопытствовал внутренний голос.
У меня было ощущение, будто я покурила семилиста, или еще какого-нибудь дурмана и теперь была просто не в состоянии сосредоточиться
– … если вопросов нет? – полувопросительно посмотрел на меня мэтр Ольсин, повышая голос, чтобы вырвать меня из этого подобия транса.
«Я понимаю, что ты, кажется, не восприняла ни слова из того, что я сказал, – говорил его укоризненный взгляд, – и, наверное, это следствие через-чур бурного празднования выпускного, но стыдить тебя перед незнакомым человекам я не буду».
О как. Ну и на том спасибо. Бумаги у меня на руках, дальше разберемся.
– Дэвлин, – попросила я, – предлагаю присоединиться к какому-нибудь каравану, как ты думаешь?
– Я узнаю, кто туда идет в ближайшие дни, – коротко кивнул он, все так же изображая из себя статую.
А эмпатически? Нет, глухо. Ничего не чувствую, кажется, на нем щит.
– Что если мы встретимся вечером, например, в Золотой Форели? Поужинаем, а заодно обсудим план поездки. Ты любишь красноперую золотую рыбу? Там ее готовят отменно! Хотя ладно, ты наверняка и сам это знаешь. Так как?
Мэтр Купер слегка улыбнулся:
– Хорошо.
Вот так. Одно слово на двадцать моих.
Кстати, про многословие и немногословие. Вспомнился один эксперимент, проведенный в Академии, еще когда я только-только туда поступила. В отдельную комнату поместили стенд, поставив на него странную игрушку. Это был синий зверь, с огромными ушами, торчащими во все стороны квадратными зубами и тремя глазами. Лап у него было шесть.
Сначала в комнату пустили пятерых еще не знакомых между собой девушек первокурсниц, с заданием, посмотреть, что находится в комнате. Сразу же началось бурное обсуждение – ой, кто это, какое оно пушистое и хорошенькое. На выходе обмен мнениями продолжился, хотя до этого момента девушки не встречались ни разу в жизни. Потом зашли пятеро парней, постояли молча, посмотрели и так же молча вышли.
Во второй части эксперимента каждого попросили описать, что находится в комнате. Девушки рассказали про забавную зверушку, сделали предположение, что он очень веселый, попробовали предположить, кто его родители или хозяева, погадать по поводу его биографии, в среднем, каждая произнесла по тридцать два слова. Парни ограничились максимум восемью. А какой-то угрюмый товарищ, говорят, вообще заявил: игрушка. Все, точка.
Мы, в среднем, разговорчивее, это факт.
Я задумалась, что бы ответил на такой вопрос Леонард? Какая-то зверюга мохнатая, видимо из Гиблого Болота, мой дед еще на таких охотился. А Дэвлин? Думаю, он бы знал, как этот монстрик называется.
– В восемь? – уточнила я.
– Хорошо.
Я попрощалась с мэтрами, оставшимися обсуждать какие-то свои дела, и отправилась обедать. На прощание я поймала странный взгляд куратора: то ли сожалеющий, то ли чем-то озабоченный. Впрочем, если он не пошутил экзотически на счет моей наследственности… Может, поэтому и волнуется.