Процесс, однако, подходит к концу. Преступление и все обстоятельства, ему сопутствующие, раскрыты перед судьями достаточно полно. Евгению Попову при всем желании не удается сбросить с себя роль организатора преступной группы. Шевцов, хоть и ссылается на влияние своего кумира, на «благородную» цель создать свой оркестр и даже на то, что «хотелось просто сыграть сцену ограбления», ни в чем никого не убеждает, ибо эдаким «младенчеством ума» нельзя же оправдать тяжкое преступление. Медведеву привело на скамью подсудимых желание жить за чужой счет. Она старается представить себя «жертвой любви» к Попову. Но она — активная участница преступной группы. Злое деяние есть злое деяние и за него надо отвечать.
Я раскаиваюсь в том, что произошло. Я любила Попова и ради него готова была пойти на все.
Богемная жизнь закрутила меня, и я пошел на преступление. Сейчас все осознал и уже стал другим человеком. Честным трудом я искуплю вину.
Если бы время можно было повернуть вспять… Я принес горе своей матери, Медведевой, я совершил тяжкое преступление. Любую меру наказания приму, как должную.
…Евгения Попова — к 15 годам лишения свободы; Владимира Шевцова — к 12 годам; Раису Медведеву — к 3 годам.
Согласитесь, редкое по своей фабуле дело. Если бы его сочинил литератор, читатели имели бы основание сказать: «Интересно, конечно, но в жизни так не бывает: пистолет, борода, маскарад — так только в кино показывают».
Ну что же, случай исключительный. А вот если взять сам ход розыска, то тут нет никакой исключительности. Сколь бы искусно ни заметали следы, злоумышленники, они неизбежно будут разоблачены.
История 11, о шпаге д’Артаньяна
Изо всех литературных героев, которые не имеют прямого отношения к розыску, следствию и суду, мой друг, по-моему, признает только легендарного гасконца, и то добавляет, что из него, пожалуй, получился бы неплохой работник угрозыска.
Не знаю, как бы д’Артаньян ловил наших сегодняшних жуликов, но я думаю, что мой друг, сам того не подозревая, высказал очень правильную мысль. Благородство и чистота должны сочетаться у настоящего детектива с отточенным мастерством и пытливой мыслью, самоотверженность с хладнокровием.
Когда мой друг приехал из Калинина, он с порога воскликнул:
— Есть мушкетеры, есть мушкетеры, есть мушкетеры, есть!
Я осторожно потрогал его голову — нет, температура, кажется, была нормальной.
— Ах, скептик, скептик! — вздохнул мой друг. — Ты не представляешь, с каким человеком я познакомился. Недаром великий Эйнштейн оставил рассуждение о сходстве процесса научного исследования с раскрытием преступлений.
— Ты уже и Эйнштейна зачислил по своему ведомству?
— Не смейся. Мой герой — уникум.
— Каждый человек в чем-то неповторим, — философски заметил я.
— Да, конечно, но этот исключительный. То есть, вообще-то самый обычный. И все же такой один на всю страну.
— Любопытно, если это не аллегория.
— Никакая не аллегория — чистая анкета. Тебе надо обязательно с ним познакомиться.
Я хоть и скептически отношусь к криминалистическим изысканиям моего друга, но его советы познакомиться с делом или с работником милиции выслушиваю всегда серьезно. У него таки выработалось ну прямо чутье на интересные истории.
Порфирий между тем продолжал:
— Например, подкованная блоха удивительна сама по себе — на качество исполнения никто уже не смотрит. Поражает уникальность.
— Стоп, стоп, — прервал я моего друга, — при чем тут блоха?
— Вы же знаете, что я все время мечтаю об исключительном герое. И чтобы дело такое, как у Конан Дойля или, на худой конец, у Агаты Кристи. И я нашел. В Калинине. В областной прокуратуре. Правда, с самим следователем я не мог познакомиться. А вам очень советую. Очень…
Когда мой друг упоминает литературных героев, а он очень любит это делать, у меня возникает мысль: большинство дел, составляющих славу детективной литературы, суд вернул бы на доследование из-за отсутствия веских доказательств. Но сейчас он назвал фамилию следователя, которую я слышал неоднократно и с которым давно хотел познакомиться.