Днем происходили кровавые уличные бои: то солдаты теснили толпу, то толпа загоняла солдат внутрь императорского дворца.
Этот дворец вместе с примыкавшими к нему зданиями являл настоящую крепость со стороны города, а свободная его сторона была обращена к морю. Юстиниан все же не чувствовал себя там в безопасности. Беснующаяся толпа окружила его стены, ее рев император мог слышать собственными ушами. Армии не доверял, все возрастающая мощь восстания действовала на солдат подавляюще. Личная охрана тоже заколебалась, он мог рассчитывать лишь на горстку солдат-варваров — готов и герулов. Но пойти на такой риск ни он, ни его окружение, недавно еще такое могущественное, не смели.
Бледный от страха император и приближенные, еще бледнее него, видели только один выход — бежать. Еще открыт путь к морю, там стояло на якоре несколько быстроходных галер: погрузить на них казну и сокровища императорского дома, забрать сторонников императора и дрожащий в страхе двор, бросить трон и уплыть в безопасное место. Сам Велизарий, полководец, победитель персов, склонялся к тому же: он больше не доверял армии.
Совещание происходило в тронном зале. Когда все главные лица высказали свое мнение, поднялся еще кто-то.
То была женщина. Феодора.
Ее речь была зафиксирована:
«В эти трудные минуты давайте не говорить о том, что не пристало женщине выступать, когда мужчины держат совет. И о том, правильно ли, что женщина предлагает не трусость, но отвагу. Бегство, даже во спасение, отвергаю. Стыд властителю — прятаться по свету беглецом. Я бы никогда не пошла на это; не желаю дожить до того дня, когда меня не будут приветствовать как государыню. Если ты, император, решишь бежать: давай, вперед! Вот твои сокровища, там твои корабли. Только смотри, вместо свободы, не на смерть ли бежишь? Я же остаюсь при старой мудрости: самая лучшая могила властителю — императорский трон».
Отважная речь произвела чрезвычайное впечатление. Лица мужчин загорелись со стыда, но тут же вспыхнули пламенем гневной решимости. О бегстве больше никто не говорил; будь, что будет, остаемся!
Именно в эту минуту пришла весть: бунтовщики собрались в цирке, поздравляют восседающего на троне в императорской ложе Ипатия, требуя смерти Юстиниану.
Моментально родился план: Велизарий со своими готами прорывается через главные ворота цирка, Мунд, его товарищ, со своими герулами с противоположной стороны ударит в тыл толпе.
Публике в цирке было неведомо, что готовится против нее. Толпа была разношерстная: вооруженные повстанцы, любопытствующие без оружия, синие и зеленые, сторонники Ипатия, прочие недовольные. Они, толкаясь, перемещались с места на место, добрая часть из них вообще не знала, в чем тут дело.
Вдруг раздался боевой клич: от главных ворот в боевом строю прорываются готы Велизария во главе с самим так хорошо всем знакомым военачальником. При виде блеснувших по знаку его большого пальца клинков публика в цирке в ужасе попятилась. Первыми очнулись синие — видать, плохую сделку заключили с зелеными; бросив нового союзника, кинулись бежать, этим только увеличивая сумятицу. Людские потоки стали метаться с места на место, стремясь к задним воротам, но там их встретили герулы Мунда.
Ни о каком сопротивлении не было и речи. Уже идет не схватка, а резня. Отряды варваров убивают всякого, кто попадается на их мечи. Прокопий говорит о 30 000 убитых, другие писатели оценивают количество погибших в 40 000. Но даже если верить только отчасти и принять во внимание ограниченность пространства, получаем довольно наглядную картину редчайшего в истории кровавого побоища{Для сведения: длина цирка 600, ширина 300 шагов, цирк вмещал до 150 000 зрителей.}.
Ипатия вытащили из ложи и привели к Юстиниану. Он умолял о пощаде, но поскольку был уже взрослым парнем, его казнили, а тело бросили в море. После подавления бунта наступила обычная в таких случаях реакция: казни, тюрьмы, конфискации имущества. В Константинополе воцарилась тишина, но это был уже город мертвых.
Юстиниан смог легко провести в жизнь свой давний план: единая империя, единый закон, единая религия.
Что касается слухов и сплетен в «Тайной истории», современный читатель легче сможет оценить меру возвышения императрицы, если представит ее путь, так сказать, в обратном порядке, то есть падение с высоты трона императрицы до грязных подворотен самых распутных кварталов Константинополя.
Речь идет о том, что Шекспир не сам писал свои пьесы, а только «одолжил» им свое имя. Имя их настоящего автора — Фрэнсис Бэкон, канцлер Англии. Уже в 1769 году с этой теорией выступил господин Герберт Лоренс{В книге «Жизнь и приключения Здравого смысла». — Прим. ред.}, а в 1856 году теорию обновил г-н У. Г. Смит.