Выбрать главу

На этот раз идея разыскать верные доказательства исходила не от писателей или ученых. Родерик Л. Игл был чиновником страхового общества в лондонском Сити, к тому же горячим энтузиастом поисков ключа к разгадке тайны Шекспира-Бэкона; он основательно изучил всю современную ему литературу, а также состоял членом «Bacon-Society», занимавшимся этой проблемой.

Однажды к нему в руки попало собрание надгробных надписей Вестминстерского аббатства, выполненное историком Уильямом Кэмденом{Кэмден (Кемден) Уильям (1551–1623) — знаменитый английский антиквар, эрудит и писатель, выпускник Оксфорда. Его главное произведение — «Описание Британии…» — результат его многолетних исследований и изучения древних исторических документов и рукописей. — Прим. ред.}, современником Шекспира.

В этом сборнике он обратил внимание на захоронение Эдмунда Спенсера{Спенсер Эдмунд (ок. 1552–1599) — поэт английского Возрождения. — Прим. ред.}.

Спенсер в свое время был знаменитым поэтом, и, естественно, по обычаю знаменитых поэтов, он умер в нищете. На похоронах, однако, ему воздали должное. Ему отвели место в Вестминстерском аббатстве. На его надгробии красовалась такая надпись: «Князь поэтов своего времени». Все собратья-поэты положили ему в гроб по стихотворному панегирику. Все собратья-поэты! Стало быть, среди них, наверняка, был и Шекспир. Значит, надо вскрыть могилу Спенсера, открыть крышку гроба, и там должно быть стихотворение, по которому можно установить, рукопись ли это самого Шекспира или же Бэкона.

Для вскрытия могилы требовалось разрешение настоятеля аббатства. А тот заявил, что об этом и речи не может быть. Нельзя, дескать, тревожить покой поэтов, захороненных в Poets Corner. Что было делать? Ждать. Отвергнутый могильный изыскатель, должно быть, думал так: либо настоятель умрет раньше, либо я. Раньше умер настоятель. Правда, только спустя пятнадцать лет. Упорный бэконист вздохнул свободно. Настало время вернуться к вопросу. Собрав подписи, вновь обратился с прошением, приложив официальное заявление «Bacon-Society», в котором общество брало на себя все расходы.

Новый настоятель разрешил. Ему и самому было интересно, каков будет результат. Вскрытие захоронения происходило в полной тайне, за ширмами. Кроме настоятеля, присутствовали главные лица аббатства и несколько командированных сотрудников Британского музея.

И вот долгожданная минута настала.

Надгробная плита сдвинута, лопаты рабочих осторожно углубляются в землю. Но вдруг застревают. Они упираются в твердую каменную стену. Должно быть, это была какая-то древняя постройка, гораздо древнее эпохи Спенсера. Это означает, что либо гроб отодвинулся сам по себе, либо надгробную плиту установили не на том месте. Все равно, теперь бросить работу было нельзя. Стенку обогнули и продолжили копать дальше, лопаты опять вошли в мягкую землю, и, в самом деле, показался свинцовый гроб.

Всех присутствующих охватил озноб от волнения. Вот-вот прольется свет на тайну четырех с половиной веков…

Не пролился.

Крышку гроба сняли, а сам гроб оказался совершенно пуст. То есть что-то в нем все же обнаружили: осколки лампы из фонарика. Иными словами, стало совершенно очевидно, что после похорон какой-то вор вскрыл захоронение, обокрал его, а тело с тех пор естественным образом истлело.

Игл пришел в отчаяние. Значит ли это, что бесценные рукописи попали в руки вора? Сотрудники Британского музея успокоили его, гроб никак не мог принадлежать Спенсеру, потому что он значительно более позднего происхождения, начала XVIII века.

Такое утверждение немного успокоило упорного бэкониста. Гроб Спенсера не мог никуда сползти, он где-то здесь. Надо продолжать раскопки! Однако теперь уже заупрямился настоятель. Он сказал: довольно, мы не можем перекопать все аббатство.

Бедняга Игл напрасно ждал пятнадцать лет. В результате — всего-навсего чужой гроб, несколько осколков стекла и счет на 26 фунтов, которые предстояло выплатить обществу Бэкона.

Тайна осталась тайной. Правда, не только в глазах сторонников партии Бэкона. Но история литературы загадку Шекспира уже давно занесла в разряд легенд. Наиболее быстро с ней покончил Марк Твен, когда заявил:

«Пьесы Шекспира писал не Шекспир, а совсем другой автор, которого звали тоже Шекспир».