Лекарем-шарлатаном ходил он по городам, и больные, разочаровавшиеся в медицине в тогдашнем ее состоянии, хорошо оплачивали его знахарство. В городе Аннаберг он взялся лечить больную дочку бургомистра. Его величество Случай покровительствовал ему в этом, и девушка выздоровела. Но зато впала в другую хворь: она влюбилась в своего спасителя. И даже вышла за него замуж. Теперь ему уже не надо было бродяжничать по всей стране, ведь жена принесла в дом деньги, теперь он смог заняться воплощением своего давно лелеемого плана.
Его подлинной страстью была механика. Он разбирался в ней: ремонтировал часы, конструировал небольшие механизмы. Однако назойливая мечта подстегивала его замахнуться на нечто большее: на вечный двигатель.
После долгих попыток ему наконец удалось собрать модель perpetuum mobile, которую он и выставил в городе Мерсебург.
Нам только известно, что машина эта трех с половиною метров в диаметре «работала сама по себе» и могла поднимать груз весом до десяти килограммов.
Сенсация была изрядная. В Мерсебург повалили любопытные, даже из дальних провинций, подивиться на чудо-машину. Орфире поначалу бесплатно показывал свою машину, но потом перед дверью выставил кружку, в нее посетителям надлежало бросать милостыню для бедных. Надо думать, он и сам потаскивал из нее, укрощая свою совесть мыслью, что он в своей жизни сам не раз бывал на краю бедности.
Комиссия, созванная из аристократов, осмотрела машину и выдала мастеру удостоверение. Однако нашлись и сомневающиеся. Некоторые подозревали, что он спрятал человека, вращающего вал, или ребенка за колесами, внутри подъемного механизма либо между прочими частями сложной конструкции.
Иные требовали: пусть поклянется как добрый христианин, что он сконструировал машину без помощи дьявольского наущения.
Тут вмешалось и местное налоговое управление, но не за тем, чтобы высказать свое ученое мнение, а чтобы заставить его платить ежедневно по шесть пфеннигов налога за популярное зрелище.
На это Орфире страшно возмутился и пригрозил разбить свою машину.
До этого, однако, дело не дошло, потому что в 1717 году правящий в Гессенкасселе герцог пригласил его ко двору. Он был горячим поклонником научной механики, а Орфирё в самом деле разбирался в ней, за что герцог полюбил и даже наградил его. Я расскажу об испытаниях сконструированного здесь вечного двигателя, но прежде я должен упомянуть о последствиях прекрасных дней в Мерсебурге.
Дело в том, что бывшая служанка Орфире раззвонила, что механизм «вечного двигателя» работал не внутри машины, а в соседней комнате. Она, конечно, не могла объяснить, да это так никогда и не выяснилось, что это был за механизм и каким образом его удалось соединить с основной машиной. Она только рассказала, что приводить в движение машину было делом чрезвычайно тяжелым, потому что приходилось трудиться днем и ночью. Кроме нее, помогали жена хозяина и его старший брат, а также еще один-два посвященных человека. Брат позднее сообразил, что совершает подлог, ему все опротивело и он сбежал в Америку, выкрав предварительно необходимую сумму из кассы младшего брата.
Вместе с тем, прекрасно осведомленный по собственному опыту о человеческой глупости, проходимец и сам совершает ужасную глупость. Он посвящает в секрет молоденькую служанку, хотя мог бы знать, что есть на свете еще один, настоящий вечный двигатель, который беспрерывно трудится ужетысячи лет, — это женский язык. Полагал, что на девичий язык можно наложить засов ужасной клятвой, которую он вырвал у нее в обеспечение сохранения тайны. Эту клятву он заготовил в письменном виде и заставил девицу подписать ее. Вот ее текст.
«Я, Мауерсбергер Анна Розина, стоящая здесь, клянусь всеведущим Богом и Пресвятой Троицей, что с этой минуты и до самой моей смерти о поступках и секретах моего хозяина Орфире Иоганна Элиаса, никогда никому ни словом, ни письмом не расскажу, а все, что я здесь слышала и видела, навеки сохраню про себя. А если я все же это сделаю либо вообще совершу нечто такое, что пошло бы во вред ему или его доброму имени, то пусть я буду проклята, пусть мою грешную душу постигнет кара небесная, и не будет мне никакого прощения. Аминь».
Ни за что на свете не желая принизить значение женской клятвы, все же приходится считаться с тем, что, как я уже упоминал, Розина предпочла кару небесную возможности посплетничать еще на земле.