Бугай по ночам стал бухать еще реже, не так громко и, как будто, среди камышей, более далеких от озера.
Старик начинал терять терпение и решил, было, бросить свои поиски, как вдруг новое дело бугая заставило его снова о нем думать.
Один раз под вечер десятилетний Санька, внук Никиты, в крови и слезах вбежал в избу. Левая щека его была изодрана в кровь, синий кровоподтек шел по виску от самого глаза, и правая рука пониже локтя была глубоко пробита, как будто ударом толстого шила.
С плачем рассказал, как он встретил на болоте возле Болотянки трех желтых птенцов, как хотел было, их словить и как вдруг из кустов бросилась на него большая желтая птица, как она исклевала ему лицо и руку, как он бросился от нее бежать без оглядки.
Анисья принялась охать и громко бранить бугая, а Никита только выспросил в точности внука, где с ним случилось несчастье, насыпал табаку в клочок бумажки, свернул папироску, закурил, потом снял со стены ружье и вышел.
За избой, оглянувшись опасливо кругом, он нагнулся, покрестил ружье, порох, патроны, прошептал какое-то заклинанье, плюнул через левое плечо, надвинул шапку на лоб и пошел в обход озера. До поздней ночи пропадал он где-то.
На заре после заката донеслись глухо один за другим два выстрела его двустволки, и снова все затихло. Выстрелы прозвучали где-то совсем далеко, со стороны Камышанского озера, что лежало в верстах шести к северу, и в которое впадала речка Болотянка.
Когда совсем стемнело, вернулся лесник домой, устало шлепая намокшими сапогами.
Анисья и Санька выбежали его встречать.
— Ну что, убил, дедушка? — закричал Санька с крылечка.
— Кто его убьет, лешего, — проворчал старик и угрюмо прошел в избу.
Молча повесил он ружье на стену и с этого дня не снимал его до самого июля.
VIII
В июле опять приехал на озеро молодой приказчик. На этот раз он приехал не только за тем, чтобы скупать дичь. Он привез с собой ружье и собаку и заявил, что не прочь поохотиться на уток. Лесник взялся показать ему «утиные места» и предложил на заре идти на Камышанское озеро, где уток целая гибель.
— Ну, а как же бугая достанешь или нет?
— Бугая? Ну нет! Говорю тебе: оборотень, нечистая сила! Уж я его как выслеживал! В руках имел сколько раз. Не дается! Уж я его и молитвой, и наговором: хоть ты что хочешь! В двух шагах от него стоишь, — пропадает, как в землю.
— Так и не дается? А жаль! А любитель то мой, знакомый, уж пятнадцать рублей дает за него, только привези.
Старик только махнул рукой и досадливо крякнул:
— Ну его к лешему! Он у меня мальчишку чуть, было, не заклевал. Веришь ли, до чего он осердился? Не прошло недели: пропадает у меня телка. Еще через неделю: поросенка нет. Что за притча! Думаю себе: неспроста дело. Наконец того, накосил сена на болоте. Высушить, как следует, не успел: дождь собирается. Наметал я в стог. Проходит дня три. Вижу я, солнце встало ясное. Пошел стог разметать. Гляжу, и сена нет: все сгорело. Ну, уж тут я все и понял окончательно. Оборотился я в ту сторону, где его гнездо, и говорю:
— Так и так, говорю, ваше степенство, господин бугай! Теперь я о вас все вполне хорошо понимаю. И хотя вижу я от вас только одну неприятность, и по ночам вы кричите довольно скверно, и, кроме того, сено мое, и телку, и поросенка у меня уничтожили, но я вам обещаю верно вас больше не беспокоить и из ружья в вас не стрелять, гнезда вашего не трогать и деток ваших не пугать. А за то и вас прошу меня не беспокоить и неприятностей мне не делать. И хотя вы есть, извините, вроде нечистой силы, но уж будьте так любезны…
Он не мог продолжать, потому что молодой приказчик разразился самым заразительным смехом и еле мог стоять на ногах от охвативших его порывов хохота.
Старик слегка улыбался, и трудно было разобрать, шутит он или говорит серьезно, передавая свой разговор с бугаем, и от этого еще неудержимее хотелось смеяться приказчику.
На другое утро задолго до восхода солнца они вышли вдвоем из сторожки, когда было еще совсем темно, и направились к большому Камышанскому озеру.
Идти пришлось часа полтора, и когда они стали спускаться с высокого бугра к торфяному болоту, окружавшему кольцом покрытое туманом озеро, утренняя заря разгоралась пожаром на востоке.
Смоченная ледяною росой, трава казалась седой от блестящих маленьких капель. Каждый шаг стряхивал холодную влагу на одежду охотников, и скоро они промокли до нитки. Мокрая собака бежала впереди и тревожно нюхала сырой воздух.