Иванов. Деятельная любовь… Гм… Порча это, девическая философия, или, может, так оно и должно быть… (Пожимает плечами.) Черт его знает! (Весело.) Шура, честное слово, я порядочный человек!.. Ты посуди: я всегда любил философствовать, но никогда в жизни я не говорил: «наши женщины испорчены» или: «женщина вступила на ложную дорогу». Ей-богу, я был только благодарен и больше ничего! Больше ничего! Девочка моя, хорошая, какая ты забавная! А я-то, какой смешной болван! Православный народ смущаю, по целым дням Лазаря пою. (Смеется.) Бу-у! бу-у! (Быстро отходит.) Но уходи, Саша! Мы забылись…
Саша. Да, пора уходить. Прощай! Боюсь, как бы твой честный доктор из чувства долга не донес Анне Петровне, что я здесь. Слушай меня: ступай сейчас к жене и сиди, сиди, сиди… Год понадобится сидеть – год сиди. Десять лет – сиди десять лет. Исполняй свой долг. И горюй, и прощения у нее проси, и плачь – все это так и надо. А главное, не забывай дела.
Иванов. Опять у меня такое чувство, как будто я мухомору объелся. Опять!
Саша. Ну, храни тебя создатель! Обо мне можешь совсем не думать! Недели через две черкнешь строчку – и на том спасибо. А я тебе буду писать…
Боркин выглядывает в дверь.
Те же и Боркин.
Боркин. Николай Алексеевич, можно? (Увидев Сашу.) Виноват, я и не вижу… (Входит.) Бонжур! (Раскланивается.)
Саша (смущенно). Здравствуйте…
Боркин. Вы пополнели, похорошели.
Саша (Иванову). Так я ухожу, Николай Алексеевич… Я ухожу. (Уходит.)
Боркин. Чудное видение! Шел за прозой, а наткнулся на поэзию… (Поет.) «Явилась ты, как пташка к свету…»
Иванов взволнованно ходит по сцене.
(Садится.) А в ней, Nicolas, есть что-то такое, этакое, чего нет в других. Не правда ли? Что-то особенное… фантасмагорическое… (Вздыхает.) В сущности, самая богатая невеста во всем уезде, но маменька такая редька, что никто не захочет связываться. После ее смерти все останется Шурочке, а до смерти даст тысяч десять, плойку и утюг, да еще велит в ножки поклониться. (Роется в карманах.) Покурить де-лос-махорос. Не хотите ли? (Протягивает портсигар.) Хорошие… Курить можно.
Иванов (подходит к Боркину, задыхаясь от гнева). Сию же минуту чтоб ноги вашей не было у меня в доме! Сию же минуту!
Боркин приподнимается и роняет сигару.
Вон сию же минуту!
Боркин. Nicolas, что это значит? За что вы сердитесь?
Иванов. За что? А откуда у вас эти сигары? И вы думаете, что я не знаю, куда и зачем вы каждый день возите старика?
Боркин (пожимает плечами). Да вам-то что за надобность?
Иванов. Негодяй вы этакий! Ваши подлые проекты, которыми вы сыплете по всему уезду, сделали меня в глазах людей бесчестным человеком! У нас нет ничего общего, и я прошу вас сию же минуту оставить мой дом! (Быстро ходит.)
Боркин. Я знаю, все это вы говорите в раздражении, а потому не сержусь на вас. Оскорбляйте сколько хотите… (Поднимает сигару.) А меланхолию пора бросить. Вы не гимназист…
Иванов. Я вам что сказал? (Дрожа.) Вы играете мною?
Входит Анна Петровна.
IX
Те же и Анна Петровна.
Боркин. Ну, вот, Анна Петровна пришла… Я уйду. (Уходит.)
Иванов останавливается возле стола и стоит, поникнув головой.
Анна Петровна (после паузы). Зачем она сейчас сюда приезжала?
Пауза.
Я тебя спрашиваю: зачем она сюда приезжала?
Иванов. Не спрашивай, Анюта…
Пауза.
Я глубоко виноват. Придумывай какое хочешь наказание, я все снесу, но… не спрашивай… Говорить я не в силах.
Анна Петровна (сердито). Зачем она здесь была?
Пауза.
А, так вот ты какой! Теперь я тебя понимаю. Наконец-то я вижу, что ты за человек. Бесчестный, низкий… Помнишь, ты пришел и солгал мне, что ты меня любишь… Я поверила и оставила отца, мать, веру и пошла за тобою… Ты лгал мне о правде, о добре, о своих честных планах, я верила каждому слову…
Иванов. Анюта, я никогда не лгал тебе…
Анна Петровна. Жила я с тобою пять лет, томилась и болела от мысли, что изменила своей вере, но любила тебя и не оставляла ни на одну минуту… Ты был моим кумиром… И что же? Все это время ты обманывал меня самым наглым образом…
Иванов. Анюта, не говори неправды. Я ошибался, да, но не солгал ни разу в жизни… В этом ты не смеешь попрекнуть меня…
Анна Петровна. Теперь все понятно… Женился ты на мне и думал, что отец и мать простят меня, дадут мне денег… Ты это думал…
Иванов. О, боже мой! Анюта, испытывать так терпение… (Плачет.)
Анна Петровна. Молчи! Когда увидел, что денег нет, повел новую игру… Теперь я все помню и понимаю. (Плачет.) Ты никогда не любил меня и не был мне верен… Никогда!..
Иванов. Сарра, это ложь!.. Говори, что хочешь, но не оскорбляй меня ложью…
Анна Петровна. Бесчестный, низкий человек… Ты должен Лебедеву, и теперь, чтобы увильнуть от долга, хочешь вскружить голову его дочери, обмануть ее так же, как меня. Разве неправда?
Иванов (задыхаясь). Замолчи, ради бога! Я за себя не ручаюсь… Меня душит гнев, и я… я могу оскорбить тебя…
Анна Петровна. Всегда ты нагло обманывал, и не меня одну… Все бесчестные поступки сваливал ты на Боркина, но теперь я знаю – чьи они…
Иванов. Сарра, замолчи, уйди, а то у меня с языка сорвется слово! Меня так и подмывает сказать тебе что-нибудь ужасное, оскорбительное… (Кричит.) Замолчи, жидовка!..
Анна Петровна. Не замолчу… Слишком долго ты обманывал меня, чтобы я могла молчать…
Иванов. Так ты не замолчишь? (Борется с собою.) Ради бога…
Анна Петровна. Теперь иди и обманывай Лебедеву…
Иванов. Так знай же, что ты… скоро умрешь… Мне доктор сказал, что ты скоро умрешь…
Анна Петровна (садится, упавшим голосом). Когда он сказал?
Пауза.
Иванов (хватая себя за голову). Как я виноват! Боже, как я виноват! (Рыдает.)
Занавес
Между третьим и четвертым действиями проходит около года.
Действие четвертое
Одна из гостиных в доме Лебедева. Впереди арка, отделяющая гостиную от зала, направо и налево – двери. Старинная бронза, фамильные портреты. Праздничное убранство. Пианино, на нем скрипка, возле стоит виолончель. – В продолжение всего действия по залу ходят гости, одетые по-бальному.
Львов.
Львов (входит, смотрит на часы). Пятый час. Должно быть, сейчас начнется благословение… Благословят и повезут венчать. Вот оно, торжество добродетели и правды! Сарру не удалось ограбить, замучил ее и в гроб уложил, теперь нашел другую. Будет и перед этою лицемерить, пока не ограбит ее и, ограбивши, не уложит туда же, где лежит бедная Сарра. Старая, кулаческая история…
Пауза.
На седьмом небе от счастья, прекрасно проживет до глубокой старости, а умрет со спокойною совестью. Нет, я выведу тебя на чистую воду! Когда я сорву с тебя проклятую маску и когда все узнают, что ты за птица, ты полетишь у меня с седьмого неба вниз головой в такую яму, из которой не вытащит тебя сама нечистая сила! Я честный человек, мое дело вступиться и открыть глаза слепым. Исполню свой долг и завтра же вон из этого проклятого уезда! (Задумывается.) Но что сделать? Объясняться с Лебедевыми – напрасный труд. Вызвать на дуэль? Затеять скандал? Боже мой, я волнуюсь, как мальчишка, и совсем потерял способность соображать. Что делать? Дуэль?