Доктор Гросс. Кошмарная судьба миллионов евреев. Они убили бы и Генриха Гейне, эти нацисты. Эти гнойники на теле Германии. На родине Баха и Бетховена.
Иоганна. Цвишенцаля я, к сожалению, вижу каждый день. Несколько минут назад он опять проходил мимо. (Показывает налево.) У него там сзади две клумбы цветов. Он выращивает какой-то особый сорт гвоздики.
Доктор Гросс. Убийца, выращивающий цветы!
Иоганна. Непостижимо! Правда?
Доктор Гросс. В этом мире многое непостижимо. Я знал одного человека, страстного коллекционера. Он собирал марки. Однажды он убил владельца редкой марки, который не хотел ее продать… Убийство из-за почтовой марки и пожизненная каторга!
Слева появляется Цвишенцаль, мужчина лет сорока, в руке у него букетик гвоздик на длинных стебельках.
Сопровождаемый взглядами Иоганны и доктора Гросса, он медленно проходит направо.
Трудно поверить, что этот тип на свободе, словно ничего не случилось, словно он не убивал родителей Руфи. (Пауза.) Ваша подруга Руфь может прийти сюда каждую минуту. Вы должны оставаться спокойной. Держите себя в руках!
Иоганна. Да, я постараюсь.
Доктор Гросс. Тогда до свиданья! Только спокойно!
Иоганна кивает. Доктор Гросс уходит направо. Иоганна входит в сарай, машинально включает радио и быстро уходит. По радио слышатся последние фразы финального хора Девятой симфонии Бетховена. Через несколько секунд слева на лужайке появляется Руфь, девушка двадцати одного года, она без шляпы. Входит в сарай Иоганны, садится на кушетку и безучастно смотрит перед собой. Пение смолкло. Несколько секунд — полная тишина.
Иоганна(входит в сарай). Руфь! Руфь! (Обнимает и горячо целует Руфь, садится рядом и берет ее руку.) Где ты была эти два года после войны? Почему вернулась только теперь, только в сорок седьмом?
Руфь(равнодушно). Потому что не хотела больше возвращаться в этот город. Мне сказали, что мой брат Давид погиб. Зачем же мне было возвращаться? (Пауза.) А потом из бюро розыска Красного Креста пришло известие, что Давид жив. Вот я и приехала.
Иоганна. А ты? Что было с тобой?
Руфь. Это не важно.
Иоганна. Ты не можешь мне рассказать?
Руфь. Это не важно.
Тяжело дыша, справа, через лужайку, в сарай вбегает доктор Мартин. Ему около тридцати лет.
Доктор Мартин. Руфь! (Протягивает ей руку.) Руфь притрагивается к его руке одними кончиками пальцев.
Иоганна. Добрый день, Мартин. (Взглянув на них, уходит, чтобы оставить их вдвоем.)
Доктор Мартин. Какое счастье, что ты снова здесь! (Пауза.) Руфь, это ужасно, когда ничего не можешь сделать.
Руфь(глядя перед собой). Все зависит от того, что с тобой делают. Что сделали.
Доктор Мартин. Что бы с тобой ни сделали — ты жива! Я боялся, что они тебя… Теперь все снова будет хорошо.
Руфь. Если я тебе скажу, что со мной сделали, ты поймешь, что не будет хорошо.
Доктор Мартин. За эти ужасные годы я узнал, что такое гнетущее горе. (Пауза.) Нет слов, Руфь, чтобы сказать тебе, как сильно я тебя люблю.
Руфь. Мне было бы жаль тебя, если бы я не разучилась жалеть. (Пауза.) В концлагере, где я была, меня вместе с другими девушками каждую неделю приводили в контору эсэсовцев. И каждый раз их было несколько.
Доктор Мартин(в ужасе отшатывается; после паузы). Я сделал все возможное, чтобы узнать, жива ли ты и не могу ли я тебе помочь.
Руфь(равнодушно). Теперь ты знаешь, что твоя помощь все равно пришла бы слишком поздно.
Доктор Мартин. Со временем ты забудешь все эти ужасы. Ты сильный человек.
Руфь. Даже самый сильный человек не может пережить свою смерть.
Доктор Мартин. Ты снова найдешь себя. Я психиатр. Я знаю все, что нужно.
Руфь. Ты знаешь только душевно больных и душевно здоровых. Но существует третья категория. Ее ты не знаешь. Это люди с мертвой душой. О них не написано в твоих учебниках. До нацизма таких случаев не было. (Пауза.) Римляне бросали рабов в цирке на растерзание львам. Римляне были гуманны.