Квартирант. Я вам скажу: фюрер хоть и умер, но дух его живет.
Доктор Мартин. Вы сами — свидетельство этого.
Квартирант(вне себя, громко). Отдайте мне мою комнату! Или получите по зубам!
Доктор Мартин. Ну валяйте! Я жду.
Квартирант. Не долго же вам придется ждать. (Собирается ударить доктора Мартина кулаком по лицу.)
Доктор Мартин, защищаясь левой рукой, правой бьет квартиранта под челюсть. Начинается настоящий бой. В это время слева входит бургомистр.
Бургомистр. Ну, господа!
Доктор Мартин и квартирант продолжают драться.
Это же никуда не годится! (Хочет их разнять, но вынужден отступить.)
Противники продолжают боксировать. Небольшой перевес на стороне доктора Мартина.
(Громко.) Ну-ну-ну, господа! Прекратите!
Защищаясь левой рукой, доктор Мартин снова бьет правой квартиранта под челюсть. Квартирант отшатывается, падает на спину, перевертывается на живот и лишь спустя несколько секунд с трудом поднимается.
Квартирант(шатаясь, уходит налево). Вы еще пожалеете об этом, и ваша шлюха тоже. (Уходит.)
Бургомистр. В чем дело, господин доктор?
Доктор Мартин. Он пришел по поводу комнаты и набросился на меня.
Бургомистр. По поводу комнаты он и мне жаловался.
Доктор Мартин. А что привело вас ко мне, господин бургомистр. Чем могу служить вам?
Из-за угла выходит Руфь и идет в дом. Садится и начинает что-то рисовать в большом блокноте. Лицо ее искажено от отвращения.
Бургомистр. Я пришел к вам по весьма щекотливому делу.
Доктор Мартин. Я вас слушаю.
Бургомистр. Жители нашего города высказывают недовольство тем, что вы проживаете вместе с фрейлейн Руфью Боденгейм… В большом городе на это, вероятно, никто не обратил бы внимания. Но мы живем в маленьком городишке, господин доктор. У меня была целая делегация. Они утверждают, что вы подаете людям дурной пример.
Доктор Мартин. Господин бургомистр, мне кажется, помогать жертвам гитлеровского режима — это хороший, а не дурной пример.
Бургомистр. Несомненно! Всякий здравомыслящий человек согласится с вами.
Доктор Мартин. Один из жителей нашего высоконравственного города, еще и сегодня весьма уважаемый человек, в тысяча девятьсот тридцать шестом году выбросил из окна четвертого этажа на мостовую одну еврейскую девушку. Скажите, пожалуйста, нравственность этого высокочтимого и оставшегося безнаказанным убийцы тоже возмущена тем, что фрейлейн Руфь Боденгейм живет у меня?
Бургомистр. Господин доктор, я бы хотел сразу же признаться вам, что во всей этой ситуации я на вашей стороне. Я сам, как вы знаете, участвовал в движении Сопротивления и был в концлагере. И тем не менее я вынужден сейчас прислушиваться к мнению жителей города. Вот уже два года, как Гитлера нет в живых, а они все еще в плену гитлеровских идей и его политики. Я не смею, как говорится, рубить сплеча. В такой ситуации осторожность — мать мудрости. Я могу лишь постепенно попытаться разъяснить жителям нашего города, что задача человека — быть человеком. А пока я должен, так сказать, воздержаться от вмешательства…
Доктор Мартин. Вы думаете? А что же, по-вашему, будет с Германией, если вы и все наделенные властью лица воздержитесь от вмешательства? Снова антисемитизм? (Пауза.) А что если бы вы, господин бургомистр, сказали жителям нашего города: вы были рьяными сторонниками Гитлера, убийцы миллионов людей. Вы спокойно смотрели, а то и помогали убивать миллионы ни в чем не повинных евреев. А теперь вы оскорблены тем, что один из жителей вашего города дал приют девушке, одной из жертв нацистского режима?.. Господин бургомистр, отношение местных жителей ко мне — лишь доказательство того, что немецкий народ до сих пор не осознал, как Гитлер и его приспешники опозорили немцев перед всем миром. Более того! Это доказательство того, что немцы спустя два года после самоубийства Гитлера снова воспрянули духом и что им нет ровно никакого дела до тех невыразимых страданий, которые мы причинили евреям.