Доктор Бук(сухо). Цвишенцаль, убивший родителей обвиняемой, не был судим. (Пауза.) О чем, собственно, идет речь на этом процессе? Мне кажется, что…
Председатель. Простите, господин доктор, я вас перебью. На этом процессе, как и на любом другом, речь идет о справедливости! Нельзя допускать, чтобы один человек, что бы там с ним ни произошло, сам судил другого и сам же приводил свой приговор в исполнение. В любом правовом государстве это всегда было и будет делом суда.
Второй заседатель. В правовом государстве это должно быть само собой разумеющимся для присяжных.
Доктор Бук. До тех пор, пока нацистские преступники остаются безнаказанными, а их противников преследуют, право в нашем правовом государстве оставляет желать лучшего.
Господин Хеберлейн. Хорошо. Предположим, что прокуратура действительно поступала незаконно, не привлекая Цвишенцаля к ответственности, хотя для подобного допущения нет никаких оснований. В таком случае, разве это оправдывает обвиняемую? Конечно, нет!
Доктор Бук. Однако из свидетельских показаний неоспоримо следует, что господин прокурор должен был привлечь Цвишенцаля к ответственности… Позвольте же мне сделать некоторые обобщения. Каждый из нас знает, что в нашей стране не все обстоит так, как должно. Среди нас все еще живут преступные представители прежнего режима, и власти их не трогают. (Указывает на светлое пятно на стене.) Портрета Гитлера здесь больше нет. Но его дьявольский дух жив. Этот дух вновь угрожает нашему народу и притом весьма серьезно. Поэтому он должен быть вытравлен. Без этого не может быть и речи о новой, здоровой Германии.
Фрау Эбель. Я тоже так считаю… Цвишенцаль выдал гестапо моего племянника, потому что он тайно распространял «Kleinen Vorwarts». И моего племянника убили в Дахау. А Цвишенцаль в феврале сорок шестого года получил место в полиции. Я просто думать об этом не могу!
Председатель. Прошу господ присяжных не отклоняться от дела Руфи Боденгейм. (Пауза.) Господин защитник сказал, что присяжные должны следовать голосу своего сердца, голосу своих чувств, который подскажет им справедливое решение. Но как раз на это мы и не имеем права. Наша задача — выполнять то, чего требует закон, а не то, чего требуют чувства. Наша задача — служить правосудию, и только правосудию, как бы это в данном случае ни было тяжело для некоторых из вас.
Кузнец Готлиб(задумчиво опустив голову и никого не слушая). Удивительно, что ни один из многочисленных родственников уничтоженных евреев не отомстил за их убийство. (Поднимает голову.) Разве это не странно?
Господин Хеберлейн. Это звучит как призыв к убийству.
Кузнец Готлиб. Да ну вас! Надеюсь, удивляться-то хоть еще можно. (Пауза.) У моего брата есть дочка, ей столько же лет, сколько и обвиняемой. Если бы Цвишенцаль убил моего брата и невестку, а Рози угнал в концлагерь и ее бы там изнасиловали — ну, милые, я бы за себя не поручился!
Стекольщик Эбенхольц. Словом, нисколько она не сумасшедшая. Да разве можно бедную девушку, намаявшуюся в концлагере, засадить теперь еще и в тюрьму. Да я себе этого в жизни не простил бы.
Доктор Бук. Давным-давно, очень давно, в английской судебной практике был подобный случай. Присяжные сочли обвинение противозаконным и отказались вынести приговор. Обвинение было снято.
Стекольщик Эбенхольц. Я имею дело с точными приборами! Там часто бывает — попадется какая-нибудь хитрая штука, и не знаешь, как с ней быть. Так вот и сейчас, в этом проклятом суде, я чувствую себя не лучше. Все время я думаю о том, как нам выпутаться из такого мудреного дела. Мне кажется, эти англичане поступили справедливо. Просто и правильно.
Второй заседатель(спокойно). В немецкой судебной практике подобного случая еще не было. У нас не может быть такого положения, чтобы присяжные отказались вынести приговор.
Доктор Бук. Да, к сожалению, это невозможно. В деле Руфи Боденгейм это особенно печально.
Господин Хеберлейн. Не хватает нам только повести себя, как эти английские присяжные. (Внезапно взрывается.) Нет, это невероятно! Человек совершает преднамеренное убийство, а здесь всерьез обсуждают, не отпустить ли его просто-напросто на свободу. Это же чудовищно! Значит, любой из нас может пристрелить кого заблагорассудится, а потом спокойненько покуривать сигару.