Тюремщик(бросает быстрый взгляд на убийцу, нисколько не удивляясь, словно ожидал этой перемены, которую нередко наблюдал у других смертников; подвигает хлеб). Теплый еще.
Убийца(будто найдя разгадку, строго и сурово, отчеканивая слова). Опоясывающие… боли… жирные… (Неподвижно смотрит перед собой.)
Тюремщик(как будто говоря себе: «Меня ничем не удивишь»). Да-да. (Идет к двери, открывает ее. Выходит, запирает.)
В камере становится совсем темно. В яркой узкой полосе света, падающей параллельно рампе, справа проходит тюремщик с пустым подносом.
Слева, продолжая разговаривать, появляются защитник весь в черном и одноглазый в сером костюме.
Одноглазый(в чрезвычайном волнении, как человек, обремененный тяжкой виной и мучимый укорами совести). Я предпринял все: я был у министра, я…
Защитник(так же волнуясь, но вместе с тем пытаясь сохранить присущее ему спокойствие). Надо было думать об этом раньше. Почему же вы проголосовали «за»? Теперь уже поздно.
Одноглазый(вне себя, беспомощно). Я хочу видеть его. Он должен знать, что я… Пусть он знает по крайней мере, что я буду горько раскаиваться всю жизнь.
Защитник. К сожалению, ваше раскаяние ему не поможет! (Приставив указательный палец к груди одноглазого, резко.) Вам оно, впрочем, тоже не поможет. Никто на этом свете не снимет с вас ответственности, господин профессор.
Одноглазый(удрученно). Я знаю.
Слева появляется высокий, толстый, добродушный второй присяжный.
Защитник(второму присяжному). Ах, это вы вызывались быть свидетелем при казни. На здоровье! (Резко.) На здоровье, господа! (Хочет уйти.)
Второй присяжный(кричит ему вслед, словно оправдываясь). Я считаю, что, если у тебя было мужество подписать смертный приговор, надо иметь мужество присутствовать при казни!
Защитник. Очень хорошо! Великолепно! Я бы сделал еще один шаг. Если бы я был господом богом в Германии, я бы издал закон: тот, кто подписывает смертный приговор, должен сам рубить голову. Собственноручно! Тогда, быть может, было бы меньше смертных приговоров. Во всяком случае, я так думаю! (Уходит направо.)
Оба присяжных стоят молча.
Второй присяжный(качает головой, задумчиво). Такой спокойный, скромный человек! Он у меня всегда сигареты покупал. Самые дешевые! Пяток за десять пфеннигов! Ведь у меня табачный магазин. Иногда в долг брал. Скромный очень!.. И подумать только, такое натворил! (Лицом к лицу с одноглазым.) А ведь я очень сомневался, подавать ли мне свой голос «за»? И не только я! Еще несколько присяжных. Вы же знаете — мы очень сомневались!.. (Сжимает руки, потрясая ими перед одноглазым; громко.) Но вы нам так великолепно разъяснили, господин профессор, почему общество вынуждено защищаться, как бы ни обстояло дело… так убедительно разъяснили (разводит руками и резко опускает их), что мы уже не могли поступить иначе.
Одноглазый, затаив дыхание, изо всех сил старается не потерять самообладания. Слева входит мать с маленькой дорожной сумкой в руках. Глаза у нее заплаканы. Она беспомощно озирается по сторонам.
(Взглядывает на часы. Торопливо.) Сейчас без четверти шесть! Надо идти вниз. Кажется, пора. (Протягивает руку одноглазому, который, застыв в ужасе, этого не замечает.) Да, тяжело. (Уходит направо.)
Одноглазый(тихо). Вы его мать?
Мать. Да… Ох, господи… Вы один из тех, кто судил его?
Одноглазый невольно кивает головой. Слева направо быстро проходит тюремщик, он в белом фартуке, в руках у него какой-то блестящий инструмент.
Вы поступили с ним несправедливо. Очень несправедливо. (Пауза.) Теперь вот и я умру. Я же его родила. (Семенит дальше.) О господи! (Уходя направо.) Я же его родила.
Одноглазый(с тяжелым чувством). Как чудесно она решает проблему ответственности. Теперь вот и она умрет. Она же его родила. (Тоже уходит направо.)