Анна смущенно слушает: Карл верно описывает ее тогдашние ощущения; она медленно подсаживается к столу, не сводя с него глаз.
А потом, может быть, ты начала жить дальше без всякого интереса, ни для чего, просто жить. Тоскуешь и тоскуешь. Мне это знакомо… Я всегда тосковал с самого детства. И ждал — кого-то, совсем простого! Кого-то, кто стал бы мне самым близким и родным и для кого я стал бы самым близким и родным. А ты? Ты тосковала?
Анна опускает голову на скрещенные руки и содрогается от неудержимых рыданий.
(Встает, подходит к Анне, наклоняется к ней, нежно проводит рукой по ее волосам.) Тебе надо опять привыкнуть. Ты привыкнешь, Анна.
Анна(успокаивается, медленно поднимает голову. Ее лицо, сначала такое сдержанное и спокойное, снова напрягается. Встает). Тогда вы, быть может, знаете, что я пережила до замужества, когда была девушкой или ребенком? (Гневно.) Или до моего рождения?
Карл(садится, положив голову на руки и глядя вниз; медленно, с трудом). Нет, этого я не знаю. Но я знаю, какой ты была девчонкой… Не резвой или грустной, как другие дети. Не сердилась, когда мама заплетала тебе косу. Ты умела ждать. Была весела, не сознавая этого.
Анна слушает и растроганно смотрит на него, словно впервые в жизни увидев и ощутив свое собственное детство.
(Поднимает голову.) Мне кажется, ты росла, как яблоко, которое просто становится больше.
Анна(глубоко растроганная). Что вы говорите! Что вы говорите…
Карл. Ты вся во мне. Я не могу тебе ничего объяснить, но ты вся во мне, в моей крови… Маленькой девочкой — должно быть, это так и было, — когда ты возвращалась из школы — понимаешь, я это вижу, — ты открывала дверь плечом, а сама все смотрела на улицу.
Анна. Что вы говорите…
Карл. Ты все еще говоришь мне «вы».
Анна подвигает ему тарелку с колбасой.
(Хватает ее руку.) Какие у тебя тонкие руки!
Анна(в замешательстве). Поешь!
Карл(перебирает пальцы Анны, сдвигает рукав). Какая белая кожа! Как у благородной дамы!
Анна(смущенно и взволнованно). Поешь сначала.
Карл понимает это как обещание. Медленно встает и обнимает Анну.
(Не в силах противиться, подставляет полуоткрытые губы; шепчет после долгого поцелуя.) Рихард!
Карл(бурно прижимает ее к себе, снова целует). А ребенок? Теперь ты хочешь? Хочешь иметь ребенка?
Анна(снова подставляет ему губы; изнемогая). Рихард!
Карл поднимает ее на руки и несет к постели.
Занавес
Действие третье
Через четыре месяца. Ноябрь 1918 года. Комната Анны. На сцене никого нет. Над столом горит лампа. Виден огонь в печке. Рядом с печкой — ящик с углем, дровами и топором.
Слышно, как во дворе орет мужчина. Внезапно замолкает.
Тишина. Снова раздается крик, затем женский стон, полный смертельного ужаса. Слышно, как женщину бьют.
Голос ее стихает. Ни звука.
Карл(в зимнем пальто, входит, растерянно оглядываясь как вор по сторонам, ставит на полку пустую голубую жестяную банку, в которой он берет еду на работу, прислушивается у двери, прокрадывается к комоду, достает спрятанное там письмо, на цыпочках подходит к столу, садится и начинает читать. Он еще в пальто, в шляпе. Лихорадочно читает все четыре страницы письма от начала до конца и невольно вслух читает конец). «…Возможно, я буду у тебя раньше, чем это письмо… Твой Рихард». (В ужасе смотрит перед собой. Повторяет.) «Твой Рихард». (Читает письмо еще раз с самого начала.) «Дорогая Анна…». (Несколько строк читает про себя.) «Я на пароходе… Как раз вчера другой пароход подорвался на мине. Бабахнуло два раза — и парохода как не бывало…». (Снова читает несколько строк про себя.) «Если бы я был на том пароходе, мы бы никогда больше не увиделись. Сегодня плывем дальше и все по минным полям…». (Долго смотрит прямо перед собой, стараясь представить себе это.)