Муж(опускает голову). Когда я стал поднимать машину, я увидел на земле ребенка… головка была раздавлена.
Жена. Мартин, об этом господин Франц сейчас не спрашивает.
Муж(ни к кому не обращаясь). Покрышки были целы.
Инспектор полиции. И правая передняя?
Муж опускает голову и кивает.
Жена(извиняющимся голосом). Понимаете, господин Франц, вся эта история произвела на мужа тяжелое впечатление. Ведь он вытащил ребенка из-под машины.
Инспектор полиции. Это понятно… Непонятно только, как уцелели покрышки при том, что вся машина, вплоть до кузова и мотора, была покалечена. Такое редко случается.
Жена. Но все же случается. Тому мы живые свидетели… А дальнейшее нас вообще не касается. Нам даже не отдали ремонтировать машину.
Инспектор полиции. Удивительно и то, что на этом повороте нет-нет да что-нибудь стрясется, особенно в последний год. Правда, до сих пор ничего серьезного, большей частью проколы камер. И у директора цементного завода был прокол на этом повороте и даже в тот же самый день, когда произошел несчастный случай.
Жена. Совпадение!
Инспектор полиции. Конечно.
Жена. От прокола вообще не застрахован ни один водитель.
Инспектор полиции. Верно. Если я не ошибаюсь, господин директор напоролся на подковный гвоздь. Не так ли?
Муж. Да, это был подковный гвоздь.
Инспектор полиции(прячет чертеж; собирается уходить). Я упоминаю об этом только потому, что прокол, конечно, был бы удовлетворительным объяснением аварии. Но поскольку вы говорите, что покрышки были целы… Ну, мы проверим.
Жена(провожая инспектора). Заходите к нам как-нибудь на чашечку кофе, господин Франц. Ведь мы все трое понимаем в машинах. Может быть, мы еще и разберемся, в чем причина катастрофы.
Инспектор полиции. Я совершенно убежден, что отыщу причину. Ведь это моя профессия. Я еще раз тщательно осмотрю машину. (Оборачивается.) До свиданья, мастер.
Муж(в замешательстве). Прощайте.
Инспектор полиции. Охотно приду к вам выпить кофейку. К вам я всегда прихожу охотно. Вы это прекрасно знаете, Марта.
Жена. Вот как? Правда? Ну тогда непременно приходите. Может быть, в следующее воскресенье? А после кофе мы могли бы сходить в город на танцы.
Инспектор полиции. Да, это было бы неплохо.
Оба уходят. Муж садится, удрученно смотрит перед собой.
В мастерскую входит мать, лет тридцати, в черном платье, черных туфлях, черных чулках, черной шляпе с длинной траурной вуалью. Она идет, как человек, который старается избегать малейшего неловкого движения, чтобы не упасть.
Мать(полувопросительно). Вы видели мою дочурку, когда она лежала под колесами?
Муж(вставая). Да, мадам.
Мать. Она еще дышала?
Муж(растерянно). Ваш ребенок был мертв.
Мать. Но ее глаза? Глаза ее были открыты? Мое дитя смотрело на вас? Вы должны это знать. Вы подняли ее, вы держали ее на руках… Или вы закрыли ее глаза?
Муж(потрясенный). Глаза были открыты.
Мать. И вы их закрыли?
Муж. Нет, мадам.
Мать. Никто не закрыл ей глаза? Никто? (Как помешанная.) Ведь она научилась плавать! На животике. Что, она лежала на животике?
Муж(потрясенный, готов показать, как лежал ребенок, но не может). Да, на животе! Руки были вытянуты так. А головка… Головка… (Потирает ладонями виски.) Тут, на виске, головка была…
Мать… Что?
Муж. Здесь она была раздавлена.
Мать. Кровь?
Муж(про себя). А тельце — оно еще не остыло.
Мать(роется в сумочке). Это письмо я получила от своей девочки накануне. (Находит письмо.) Оно пришло накануне. (Читает.) «Милая мама, я научилась плавать. Сегодня мы пили молоко на мельнице. Фрейлейн говорит, что в Англии все дети учатся плавать…». (Заплакав,) «Занятия в школе начинаются в понедельник, а мое синее платье разорвано. Я тебя целую. А платье уже зашили…». (Заливаясь слезами.) «Я все время смотрю на деревья. Какие они красивые. Здесь их так много, когда не идет дождь. Как ты поживаешь? Я живу хорошо. Фрейлейн говорит, что я очень загорела. И я научилась плавать. В понедельник снова увидимся…». (Вдруг, как помешанная, улыбаясь.) В понедельник я ее увижу. (Блаженно улыбаясь, уходит.)