Фалькенауге. Слава богу, что хоть мы здесь! Представьте себе — ни одной души у могилы!
Ганна(подает руку Оскару). Здравствуй, папа!
Оскар. Здравствуй, детка.
Ганс. А теперь рассказывай! Как дела? Что сказал хозяин «Золотого ягненка» в Оксенфурте?
Оскар. Он согласен, чтобы мы выступали у него в зале и брали по тридцать пфеннигов за вход, но он позволяет нам петь только по две или по три короткие песни, потому что клиенты выпьют слишком мало пива, если мы будем выступать дольше. Ведь пока мы будем петь, официанты не смогут разносить пиво. Понятно?
Ганс. А на сколько мест этот зал?
Оскар. Ну, может быть, мест на шестьдесят! Это же не настоящий зал.
Ганс. Шестьдесят раз по тридцать пфеннигов — это восемнадцать марок. Да одна дорога в Оксенфурт и обратно стоит больше, чем мы получим. Вот это заработок!
Оскар. Но ведь Оксенфурт только начало. Когда мы будем выступать в крупных городах, дорогой мой, денег у нас будет больше. В Дрездене, Лейпциге, Гамбурге, во Франкфурте, в Дюссельдорфе, Мюнхене. В крупных городах мы сможем брать дороже за вход.
Ганс. Как же, возьмем! В больших городах, например в Берлине, только и ждут, когда мы приедем. Говорю вам, будет скандал. В больших городах публика не станет зря платить деньги.
Оскар. Ты все видишь в черном свете.
Теобальд. Предлагаю спеть в Оксенфурте первым номером «На родину вернуться я хочу».
Ганс. Да мы сроду никуда не уезжали.
Оскар. Помните, как мы пять лет назад были в вюрцбургском городском театре. Что тогда ставили?
Ганс. «Гамлета» Шекспира! Мы кое-что получили за свои деньги — представление длилось три часа.
Оскар. Однажды вечером, когда я был в Оксенфурте, какая-то бродячая труппа тоже играла «Гамлета» в трактире «Золотой ягненок». Но представление длилось всего двадцать пять минут, потому что этого требовал хозяин, иначе клиенты выпьют слишком мало пива.
Ганс. «Гамлет» за двадцать пять минут? Да это же просто невозможно!
Оскар. Возможно! Потому что оксенфуртский Гамлет был необыкновенно энергичным малым. А Офелия крикнула только: «Ах, кровь и трупы!» — и умерла. И делу конец!
Ганс. Если когда-нибудь мертвец перевернулся в гробу, так это был Шекспир в тот вечер.
Оскар. Перед отъездом в Оксенфурт я был у Молитора, у этого кровопийцы, который перекупил мой неоплаченный вексель. Я его так умолял, чтобы он опять сдал мне в аренду погребок. Но этот проклятый старик и разговаривать со мной не стал.
Ганс. Молитор сдаст тебе в аренду погребок, если ты выкупишь свои векселя.
Оскар. Значит, не видать мне погребка. Где мне взять деньги? Я прикончу этого лихоимца. Право слово, я его прикончу.
Ганс. Тогда можешь обслуживать своих клиентов в тюрьме. И пожизненно.
Похоронный звон колоколов.
Фалькенауге. Так что у могилы Карла мы проведем генеральную репетицию перед поездкой в Оксенфурт. Это же не помешает нам сохранять торжественное настроение.
Все четверо медленно отходят назад. Ганна и Томас остаются у рампы.
Томас. Нам нужно поговорить.
Ганна(смотрит на могилы; притворно равнодушно). О чем уж тут говорить!
Томас. О многом! Или ни о чем! Если ты еще раз пойдешь к доктору Хуфу, мы больше никогда не будем разговаривать друг с другом. (Пауза.) Я могу понять, что он тебе импонирует. Он в своем роде замечательный человек.
Ганна. Правда ведь? Я тоже так считаю. Очень интересный человек!
Томас. На всю жизнь этого не хватит.
Ганна. Но он в меня влюблен.
Томас(в ярости). Ну, тогда поезжай с ним в Южную Америку!
Ганна(улыбаясь). Ах ты дурачок! Ведь я люблю одного тебя. (Чмокает его в щеку.)
Они оглядываются. Сзади медленно входят церковный служка с крохотным белым гробиком на руках и католический священник с двумя причетниками.
Участники квартета снимают цилиндры и становятся у могилы спиной к зрителям, так что стоящих напротив священника и причетников не видно. Похоронный звон смолкает.