КЛИМОВ. У союзников. Да.
МЫМРА. Это не важно, что у союзников. Так неужели вас не завербовали?
КЛИМОВ. Как? Значит, если я только служил…?
МЫМРА. Хорошо. Как американский военнослужащий вы могли получить паспорт в Соединённые Штаты, или в Канаду, или…
КЛИМОВ. Куда угодно.
МЫМРА. Вот вы и запутались. Чем же вы в таком случае объясняете своё добровольное возвращение на родину?
КЛИМОВ. Чем… объясняю… своё добровольное…?
МЫМРА (кивает злорадно, пишет). Ответ. Смешавшись… Я показал неправду. Я получил задание от американской разведки.
Свет гаснет. Мотив мельницы. Свет.
На сцене Свербёжников и Печкуров.
СВЕРБЁЖНИКОВ (пишет). Ответ. Я получил задание от американской разведки.
ПЕЧКУРОВ. Гражданин следователь! Да я американцев в глаза не видел. Меня — наши освободили.
СВЕРБЁЖНИКОВ. Кто это наши? Кто это ваши? Ваши в красноярской тайге на четырёх лапах бегают.
Пауза.
Ну, хорошо, от американской разведки, скажем, через офицера немецкой службы… как его звали?
ПЕЧКУРОВ. Кого?
СВЕРБЁЖНИКОВ (пишет). Рихарда Байера. (Потирает руки.) Вот и готов протокольчик! (Разбирая бумаги, напевает.)
«И тот, кто с песней по жизни шагает…»
Как там тебе — жратвы хватает?
ПЕЧКУРОВ. Где же хватит? Хлеба во кусочек, да баланды две банки в день неполных…
СВЕРБЁЖНИКОВ (несёт к столу Печкурова лист протокола и обмакнутое перо). Выпишу тебе дополнительное — кашу будешь получать и сто грамм хлеба. На, подпишись.
ПЕЧКУРОВ. Не буду. Наскрозь брехня.
СВЕРБЁЖНИКОВ. Ух ты, падло. Кто тебя научил так отвечать?
ПЕЧКУРОВ. Я теперь сам учёный.
СВЕРБЁЖНИКОВ. Нет, ты ещё не учёный. Ты ещё на стального ежа не садился. (Постепенно наступая.) Ты ещё пшеницу отварную жрёшь, ночи спокойно спишь. Я тебе ещё божьего дара в яичницу не давил. А хочешь?
ПЕЧКУРОВ (понурясь). Мне, начальник, так подыхать и так подыхать. Надоела эта волынка. Жить я больше не хочу.
СВЕРБЁЖНИКОВ (останавливаясь, поражённый). Дерьмо собачье, — как не хочешь?
ПЕЧКУРОВ (мирно). А так. Вы вот на тёпленьком месте сидите, по бабам клюёте, вам жить хочется, — и всем, думаете, хочется? Нет. Пять лет я промучился, ещё десятку получу — зачем мне жить?
СВЕРБЁЖНИКОВ (растерянно). Гм. Психология упадочничества. Ну как ты можешь не хотеть жить? (Оживляясь.) Это не твой голосок! Советскому следствию всё известно! Рано я тебя из одиночки взял. Не хотел, но придётся твоих старичков из Смоленской в Сибирь шурануть…
Свет гаснет. Мотив мельницы, прерываемый, как если б что заело.
Свет.
На сцене Неключимов и Кулыбышев.
НЕКЛЮЧИМОВ. Вопрос шестой. От кого вы получили задание на развёртывание шпионской деятельности в Советском Союзе? А? Старик, а? (Смеётся.) От кого получал задание? (Смеётся громче.)
Кулыбышев вторит ему. Смех разрастается.
А? Резидент?
Смеются.
Ответ. Я был завербован американской разведкой. Что не ешь? Доедай.
КУЛЫБЫШЕВ
Наелся как бык,
Не знаю, как быть…
Дай Бог отлежаться,
Никогда так не буду наедаться.
НЕКЛЮЧИМОВ. Ты всё шутишь. Всё бы ты шутил. Весёлый у тебя нрав.
КУЛЫБЫШЕВ
Да ка’б на хмель не мороз,
Он бы тын перерос.
НЕКЛЮЧИМОВ (интимно пересаживаясь поближе к Кулыбышеву). Ладно, Кузьма Егорыч, всё это в сторону, расскажи-ка мне лучше, как тебе у бауэра в работниках жилось?
КУЛЫБЫШЕВ
И-и, милый, где через край льётся,
Там и живётся.
Эт’ название — бауэры, вроде бы мужики,
А в подвалы к ним сойди, а залезь-ка на чердаки!
От лета до лета яблоки лежат во-каки!
Винограду этого, этого вина…
И мне литруху в день, хошь-не хошь, пей! на!
Сам рассуди: что за деревня,
если в два этажа кирпичные дома?
Очнёшься на перине — тужишь: попал в рабство Кузьма.
Птицы, скота всякого на дворе…
Как старики говорили — хоть в Орде, да в добре.
Погнали за Рейн на окопы —
к американцам попал. Рус! рус!
Огляделся и там, — вошёл во вкус.
Хлёстко немцы живут, ну, американцы хлеще,
Дороги у них люди, нипочём у них вещи.
Но русский человек, видно, дурным словом околдован: