Варвара Сергеевна. Маменька, у меня от страха все внутренности кверху дном перевертываются.
Надежда Петровна. Угодники, снова звонят. Варвара, скорей убирай бутылки, а я пойду отворю. Ну, будь что будет!
Олимп Валерианович. Стойте, Надежда Петровна, это дело не женское. Вы пока ступайте в те комнаты, а мы их вдвоем с Валерианом встретим.
Надежда Петровна. Ну, храни вас бог, Олимп Валерианович, если что, вы меня позовите. Даст бог, и Павлушенька скоро придет.
Надежда Петровна и Варвара Сергеевна уходят.
Олимп Валерианович, шарманщик, человек с барабаном, женщина с попугаем и бубном.
Олимп Валерианович. Будьте любезны, товарищи, входите, пожалуйста.
Барабанщик. Это и есть коммунисты, которым про родственников заливать?
Шарманщик. Наверное, эти, видишь значок?
Валериан Олимпович. Это и есть коммунисты, которые прийти обещались?
Олимп Валерианович. Видишь, конечно они. Присаживайтесь, товарищи, пожалуйста присаживайтесь. Скоро Павел Сергеевич придет.
Шарманщик. Павел Сергеевич… Павлуша он для меня, гражданин хороший, Павлушка.
Пауза.
Олимп Валерианович. Разве, товарищ, вы его давно знаете?
Шарманщик. Как же мне его, гражданин хороший, не знать, когда я у него самый родной дядя.
Пауза.
Валериан Олимпович. Вы его дядя?
Шарманщик. С самого что ни на есть рождения. Кончишь, бывало, на заводе работу, ну, значит, сейчас к нему. Сидит это он, значит, у матери на коленях и материнскую грудь сосет. Ну сейчас вот таким манером из пальца рога сделаешь и скажешь: «Любишь ты, Павлушенька, рабочий класс?» Сейчас же сосать перестанет и скажет: «Люблю, говорит, дяденька, ой как люблю» — и даже весь затрясется.
Женщина (после отыгрыша). Уж до чего же он сознательный в детстве был, прямо никакого описания не выдумаешь.
Олимп Валерианович. А вы его тоже с детства знаете?
Женщина. Как же мне его, голубчика, не знать, когда я ему самая близкая тетка.
Барабанщик. Тетя. Мы все тети и дяди из рабочего класса.
Валериан Олимпович. Пустяки родственники у моей невесты.
Женщина. Бывало, с ним мимо фабрики не пройдешь, так ручками в стенку и вцепится. А это его брат.
Барабанщик. Двоюродный, Митя.
Шарманщик. Братишка.
Олимп Валерианович. Простите, товарищи, я вас на одну минуту оставлю. Валериан!
Валериан Олимпович. Я, папа…
Олимп Валерианович. Меня удивляет, почему Надежда Петровна не сказала, что эти коммунисты — родственники. Надо ее разыскать.
Олимп Валерианович и Валериан Олимпович уходят.
Те же без Олимпа Валериановича и Валериана Олимповича.
Женщина. Здоровую мы им пушку залили.
Барабанщик. Да, за это теперь и за галстук залить не мешает.
Те же и Надежда Петровна.
Надежда Петровна. Здрасте, товарищи.
Шарманщик. Здрасте, хозяйка.
Надежда Петровна. Хорошо ли, товарищи, побеседовали?
Шарманщик. Побеседовать — первый сорт побеседовали, теперь не мешает и горло промочить.
Надежда Петровна. Я сейчас вам водицы, товарищи, принесу.
Шарманщик. Что водицы! Как водицы! Вы что же над нами, мадам, смеетесь?
Надежда Петровна. Как же я осмелюсь над вами смеяться, товарищи.
Шарманщик. Мадам, вы как уговаривались — так и давайте: сперво-наперво кулебяка, а потом по бутылке на брата.
Надежда Петровна. Что вы, товарищи, у нас отроду никаких кулебяк не бывало, а вина этого проклятого даже в глаза никогда не видала. Слышать слышала, а встречать никогда не встречала.
Шарманщик. Как не встречали?
Те же и Варвара Сергеевна.