— Арестуйте!
Ильинкин. Господа, это заговор, его необходимо арестовать.
Настя. Не трожьте его, он выпивши.
Павел Сергеевич. Выпивши? Кто выпивши? Я выпивши? Я могу на любого человека дыхнуть, я безо всякого запаха. В том-то и дело, товарищи, что я совершенно трезвый. В том-то и дело, что я трезвый на это способен. И я прошу зафиксировать эти слова, которые я буду сейчас говорить, потому что за эти слова я могу получить повышение в жизни. Ваше императорское высочество! Вы… сукина дочь.
Все. А-а-а-а-ах!!!
Настя. От такого же слышу.
Автоном Сигизмундович. Солдаты!
Агафангел. Я здесь, ваше превосходительство.
Автоном Сигизмундович. Возьмите его! Хватайте его! Вяжите!
Павел Сергеевич. Многоуважаемые товарищи, это наша кухарка!
Автоном Сигизмундович. Молчать!
Павел Сергеевич. Честное слово, кухарка. Она мне носки стирала и даже котлеты жарила. Ей-богу!
Олимп Валерианович. Нет никакого сомнения. Он сумасшедший.
Надежда Петровна. Господа вы мои хорошие, вот перед богом, жарила. Настька, паскуда, отвечай барыне: жарила или нет?
Настя. Определенно.
Надежда Петровна. Вы слышите, слышите, господа хорошие? Созналась, вот как перед богом, созналась.
Олимп Валерианович. Ваше высочество…
Надежда Петровна. Какая она ваше высочество, она Пупкина. У меня даже пачпорт ее имеется. Пупкина, Анастасия Николаевна Пупкина.
Олимп Валерианович. Как — Пупкина?
Надежда Петровна. Так, Пупкина, из Поветкина, Тульской губернии.
Олимп Валерианович. Ваше императорское высочество! Как это — Пупкина?
Настя. Очень обыкновенно.
Валериан Олимпович. Пупкина?
Настя. Пупкина.
Олимп Валерианович. А дядя?
Настя. Что — дядя?
Олимп Валерианович. Есть у вас дядя?
Настя. Есть.
Олимп Валерианович. Князь?
Настя. Что мы, татары, что ли?
Олимп Валерианович. Кто же он?
Настя. Псаломщик.
Олимп Валерианович. Господа, я чувствую, что я опять подымаюсь, на воздух.
Зотик Францевич. Все, все погибло.
Наркис Смарагдович. Ренессанс кончился.
Олимп Валерианович. Значит, опять ничего нет — ни ее, ни меня, ни вас?
Павел Сергеевич. Товарищи, это действительно, что ничего нет. Но слова-то мои остались, героизм-то мой, товарищи, остался. Ведь то, что я российскую престолонаследницу сукиной дочкой назвал, ведь этого вычеркнуть невозможно. Вы понимаете ли, до какого я апогея могу теперь дойти? Ведь за эти слова меня, может быть, в Кремль без доклада будут пускать. Ведь за эти слова санатории имени Павла Гулячкина выстроят. Вы думаете, товарищи, что если у меня гастрономический магазин отняли и вывеску сняли, то меня уничтожили этим? Нет, товарищи, я теперь новую вывеску вывешу и буду под ней торговать всем, что есть дорогого на свете. Всем торговать буду, всем!
Ильинкин. Товарищ Гулячкин, не погубите. Это он во всем виноват. Он.
Павел Сергеевич. Что, голубчики, испугались? Вы думаете, что если у меня вместо зада какую-то картинную галерею устроили, то я вам за это спасибо скажу? Вы думаете, что если вы человеку лицо наизнанку вывернули, то я молчать буду. Нет, голубчики, нет. Всех уничтожу. Всех!
Степан Степанович. Не губите. Помилуйте! Ни за что погибаем.
Павел Сергеевич. Силянс! Да вы знаете ли, на что я способен? Я когда до идеи дойду, я на все способен. Я в приданое ради идеи пошел. Я теперь всю Россию на Варваре женю. Варька, иди, выбирай любого.
Голоса. Меня!
— Вот меня! Выберите!
— Вот меня!
Фелицата Гордеевна. Мужа моего. Мужа выбирайте.
Тося. Папу моего выбирайте.
Сюся. Папочку.
Ильинкина. Мужа моего.
Надежда Петровна. Варенька, выбирай.
Варвара Сергеевна. Я хочу, чтобы в пенсне и страстный.
Павел Сергеевич. Варвара!
Олимп Валерианович. Как же так, господа? Господа, я сам видел, своими глазами видел. Вот здесь. Вот на этом месте. Наша горячо любимая родина, наша сермяжная матушка Русь встала как феникс из сундука.
Степан Степанович. Из какого сундука?
Автоном Сигизмундович. Вот так я отбил замок. (Открывает сундук).