Галина меньше всего похожа на музу. Это скорее тип тщедушного подростка-второгодника — из тех, что не справляются с жизнью, не умеют заботиться даже о собственной внешности, но лихо пьют, а на прочих плюют. Растерявшись с перепугу, она садится на стул у двери, прикрывая куцей юбчонкой дыру на чулке. Что делать с цветами, ей непонятно, и она нелепо держит их перед собой, как флажок. Илья и Вера, а всех пуще Галина молчат, оцепенев от стыда…
И л ь я. Эта муза сама не полезет к парторгу, как и, впрочем, сюда. Вы привели?
А л л а. М-м, когда проявляют трогательную заботу о моем все-таки муже, тянет позаботиться о…
Илья с ненавистью смотрит на нее.
(Потешаясь.) О-о! У-у! Поверьте, я с моей непорядочностью принесу на этой земле меньше вреда, чем вы — с вашей холеной порядочностью и вашими женами вроде нее. Сколько вам — сорок? Кучу детей — вижу. Забор в майонезе — вижу. А остальное? Где? Ах да, у вас все впереди — даже молодость! В понедельник вы включаете свой волевик — и прыг в гении! Вместе с артистом прыгнете, а?.. Мне не вас жаль — ее (Веру). Она человек. Когда однажды я гробанулась, она принесла денег, лекарства и всю свою глупую дурацкую нежность. Смейтесь — я привязчива! Нелепость, господи, мы встали на пути друг у друга и кто-то кого-то должен убрать! И все же, поверьте, она забудет меня, как мелкую неприятность. Я — ничто. А вы боги — артисты, художники! Вы внушаете веру, зовете лететь! А потом летишь в пропасть, а там нету дна… глаза потом у женщин мертвеют. Видели, а, как мертвеют глаза?
Г а л и н а (вспыхнув и оттесняя Аллу от Ильи). Захлопни пепельницу, ты-ы! (Илье.) Она же мозги тут всем компостирует?! (Алле.) «Глаза-глаза» — включай тормоза!
А л л а. Это правда — глаза. Ладно, пойду. (Уходит.)
Г а л и н а (кладет перед Верой цветы). Цветуёчки вам!.. Хоть красивая, думала, или живая. Слышь, зачем тебе эта мумия?
И л ь я. Надралась уже?!
Г а л и н а. Да не пропаду! А чё? Вернусь опять к первому мужу — Виталику. До сих пор звонит! Звонит и звонит: «Галка, говорят, ты свободна?» Не ревнуешь, а?
Вера молча стоит у окна. И Илья молчит, отвернувшись.
Молчат! Они — умы, мы — увы!
И л ь я. Справку на стол!
Г а л и н а. Хм, какую?
И л ь я. Опять за старое?.. (Вере.) Уведу ее, а?
В е р а. Чаю поставь.
Г а л и н а (Вере). Вот — горячего. Погорячей. Мороз аж до слез! А скользко — шибанулась… (Демонстрирует дыру на чулке.) О, продрала! Вам много лет?
В е р а. Много.
Г а л и н а. А мне двадцать.
И л ь я. Двадцать два!
Г а л и н а. Даты любит! Когда жил Петр Первый, и Пастернак — это что: его едят или читают? Из школы выперли — от счастья кувыркалась: ой, думаю, кончилась эта мура! О! (Достает из сумки тетрадь.) Каждый день задает. Что нам задали сегодня? «А. Ахматова как замечательный русский поэт» и «Правописание безударного «о». Воспитывает! Взял из дворянского, о, благородства — как сказать, чтоб культурней? — труженицу панели. Презирает, как собаку, и воспитывает. Он даже спит со мной в идейно-воспитательных целях!
Илья, не выдержав, уходит, хлопнув дверью.
(Вслед ему.) А урок? Урок?
В е р а (листает тетрадь). Выучила?
Г а л и н а. Наизусть — про любовь. А. Ахматова. (Читает стихи.)
М-м? (Забыла.)
В е р а (не глядя в тетрадь).
Ты любишь его?
Г а л и н а (слезы текут). Очень! Ни дня не любил. Хоть бы день не презирал — я сама бы ушла! (Швыркнув локтем, сгоняет слезы. Хочет посмеяться.) Эт я так — упала больно. Шибанулась и… течет водопровод!
В е р а. Ты правда решила отдать детей?
Галина кивает.
А сможешь?
Г а л и н а. Вчера представила — кроватки пустые… они простужаются. Простуда — вот! (Плачет.) Что я им дам? Ничего не умею! Стараюсь-стараюсь, а ничего? Они с ним людьми хотя бы станут! Хоть бы им счастье! (Визжит от слез, выдыхая все слова воедино.) Я ж ничего-о-оой-болит-коленку-расшибла-аа?!