М а т в е й. Хватит, наговорились. Шибко уж долго, Федька, у нас с тобой это тянется. Когда-то должен конец быть. Тогда с Лизкой успел, теперь Любке жизнь покалечил, а мне-то чего ж прикажешь делать? Вон и студент на суде подтвердит, что не было у меня другого выхода. Не было.
Стук в дверь.
Голос Елизаветы: «Ну-ка, открой, счас же открой!»
Погоди, недолго осталось. (Федору.) Может, скажешь чего напоследок. Может, бабе, ребятишкам чего передать?
Ф е д о р. Ответишь, за все ответишь.
Голос Елизаветы: «Открой, а то счас брата позову. Любка, беги за мужиками. Милицию счас позову!»
М а т в е й. Твоя милиция на третий день после похорон заявится. (Федору.) Молиться-то не будешь?
Ф е д о р. Сам молись! Еще намолишься, в ногах потом молиться будешь.
М а т в е й. А я уж если чем и виноватый перед тобой, так прости. Не было у меня другого выхода. (Поднимает ружье.)
В л а д и м и р (вдруг кидается к Матвею, цепляется за ружье). Да вы что… Вы соображаете…
Ф е д о р. Отойди, убьет!
Громче стук и крики Елизаветы.
Голос Елизаветы: «Караул! Люди, убивает!»
В л а д и м и р. Вы же… вас же потом… это же не так просто…
Матвей вдруг спокойно отдает ружье Владимиру. Тот с опаской держит его, не зная, что делать.
М а т в е й (Федору). Скажи спасибо, что дробовка сломанная, а то б я тебя точно порешил. (Открывает дверь.)
В комнату врывается разъяренная Е л и з а в е т а.
Е л и з а в е т а. Ты долго мне будешь… Ты еще долго мне будешь нервы мотать… Тебе брат сказал… сказал, что в последний раз, сказал?
М а т в е й. В последний раз и было.
Е л и з а в е т а. Ты думаешь, передачу тебе носить буду, если из-за дурости своей попадешь куда, думаешь, носить буду?
М а т в е й. Перебьюсь.
Е л и з а в е т а. Вот дурак-то двухметровый, навязался же на мою шею такой дурак! Ну-ка выйди, счас же выйди отсюда, и чтоб я тебя больше не видела. Выйди!
М а т в е й. Я-то выйду, а вот он-то выйдет или его отсюда вынесут — это еще посмотрим. У нас кроме дробовки-то еще колун имеется. (Забрав у Владимира ружье, не спеша выходит.)
Ф е д о р (выйдя из оцепенения, вслед). Это ты в КПЗ, в КПЗ объяснишь! Нет, уж тут-то я… уж теперь-то он… Тогда не стал дело поднимать, а уж теперь-то…
Е л и з а в е т а. А ты тоже, нашел с кем связываться.
Ф е д о р. А ты видела… видела, что он тут вытворял?
Е л и з а в е т а. Не слепая.
Ф е д о р. А если б тебе… если б тебе последнее слово дали, как бы ты тогда, а?
Е л и з а в е т а. Хорошо, если б ты сказал последнее — да умотал отсюда.
Ф е д о р (призывая в свидетели Владимира). Нет, ты погляди, ты погляди на нее, выходит, я же… выходит, меня же и…
Е л и з а в е т а (перебивает). Да сломанная у него дробовка, сломанная!
Ф е д о р. А я откуда знал, откуда я знал, что сломанная? Раз в год и палка стреляет, а он… Нет, выходит, я же и виноватый, а? Да ты спроси Владимира, ты погляди на него, как он еще трясется, что тут твой браконьер вытворял.
В л а д и м и р. Да нет, я ничего. Я-то здесь, собственно, посторонний.
Ф е д о р. Вот постороннему-то и обидно. Ты хоть знаешь, за что помирать, а постороннему-то…
Е л и з а в е т а (перебивает). Но, запомирал… Глядите-ко на него, какие страсти! Мужик ему два слова сказал, а он уж рад венки заказывать.
Ф е д о р. При чем тут венки?
Е л и з а в е т а. Да сломанное у него ружье, сломанное!
Ф е д о р. Сломанное… Он и со сломанным зазвездит так…
Е л и з а в е т а. Ну что теперь, про ружье, что ль, это опять начнем? Запало ему.
Ф е д о р. Запало… Тут западет. Возьмет его счас да и наладит, пока мы тут…
Л ю б а (хмуро наблюдавшая до этого всю сцену). Ну и долго мне еще тут стоять?
Все, разом смолкнув, смотрят на Любу.
Чего вам от нас надо-то?
Е л и з а в е т а. Погоди… Девчонка-то… (Федору.) А все из-за вас. Начали тут. И про девчонку забыли.
Ф е д о р. Я, что ли, начал…
Е л и з а в е т а. Замолчи! Остался живой и радуйся.
Ф е д о р. Ага, мне только… (Смешался под взглядом Елизаветы. Владимиру.) Вот и возьми у таких матерьял.
Е л и з а в е т а. Что, доча?
Л ю б а. Чего вам от нас надо-то?