В е р а. Ты-то что со своим дорогим разошлась?
К л а н я (бьет-дробит «цыганочку», выкидывает коленца). Любила! А не пожили. Три дни пожили! Прям на свадьбу повестка пришла. «Сбережешь, гыт, Кланя, свадебну простынь — от смерти, Клань, меня сбережешь». А молодая! Грудь распирает — кофты рвет. У эвакуированной подглядела — простынь-чудо цветами вышита. Давай свою расшивать! Мулине на картоху последнюю выменяла. «Сбережешь, гыт, Кланя, свадебну простынь — от смерти — танцуй, и-эх! — сбережешь!»
В е р а. Вернулся?
К л а н я (танцуя). Вернулся. И пьет, и пьет! А ночью срам — фокусы-покусы: «Я Европу, гыт, знаю. Деревенщина ты!» Пять лет постился, чо ль, по Европам? (Устало садится.) Про простынь не спросил.
В е р а. Ты ешь… поешь.
К л а н я. Крёсна говорит — он от крови угорел. Куры и те от крови дуреют. У нас на птицеферме упала одна, нога в крови, а куры увидели — сбесились от крови — пять тыщ! — и долбать. Чудом отбили — угорели от крови! Митя крови не вынес — не он виноват. Можа, зря я его, а, по гордости бросила?
Вера молча подкладывает ей на тарелку салат.
Того послушаешь — правда, этого — правда. Нет надо мной моего господаря, а моя голова кружи́тся. А дразнил меня, слышь: «Колоклань, Колоклань, что звонишь спозарань?» А тут колокол — война…
Молчат. Дом затих. Куранты бьют двенадцать.
В е р а (вскакивает). Ой, Новый год!
К л а н я. Не успеем… шампанского! (Наливает шампанского. Подражая радио.) Бам, бам, бам! От имени Советского правительства и от себя лично всем-всем крепкого здоровья, а нам любви и, ура, женихов! Ура-а! (Целуется с Верой.)
В е р а. Ура!
По дому прокатывается: «Ура-а!» Во дворе пускают ракеты и жгут бенгальские огни, а под окном проходит танцующая к о м п а н и я в масках. Играют на гармони — ритм частушек.
К л а н я. А-а, гармонь — обожаю! С гармошкой гуляют. (Ноги и плечи Клани сами собой начинают ходить ходуном. Бьет частушку, поет — Вера подхватывает.)
М у ж ч и н а в м а с к е (стучит в окно). Эй, веселы, айда с нами гулять!
К л а н я. А женихи-пенсионеры есть?
М у ж ч и н а в м а с к е. Навалом!
К л а н я. Поди, пенсия с гулькин нос?.. Вер, айда?
В е р а. Илюшу дождусь.
К л а н я. Дак полночь уже — электрички не ходят. Не придет! Айда? Сбегану. Приходи! (Убегает, и вскоре слышно, как уже под окном звучит ее частушка.)
Шумная компания за окном исчезает. Вера, оставшись одна, не находит себе места. Торопливо сервирует стол. Зажигает свечи. Зачем-то начинает вытирать пыль. Бросает тряпку. Бросается к телефону. Срывает вдруг с вешалки пальто и бежит из дома куда-то. Спохватившись, что она в домашней обуви, возвращается, скинув туфли и собираясь переобуться. В распахнутых настежь дверях стоит И л ь я с чемоданом и этюдником.
И л ь я. Двери настежь…
В е р а. Живой!
Молчат, обнявшись так отчаянно, будто кто разлучает их.
И л ь я. Не доживу, думал! Электрички не ходят…
В е р а. Добрался-то как?
И л ь я. Где попутками, где… Все не верю, что ты есть.
В е р а. Руки, боже, совсем ледяные! (Целует-греет ему руки.) Ел?
Илья улыбается — нет.
Пил?
Илья — нет.
Спал?
Илья — нет.
Ноги мокрые, а?
И л ь я. Напрямик хотел — полынья в ручье. Новый год встречал в полынье.
Сидят, обнявшись, на чемодане и забыв обо всем на свете.
С Новым годом, а? Эй, с Новым годом!
В е р а. Ноги мокрые, а? Боже, простудишься! (Срывается с места и, выхватим из сумки кипу шерстяных носков, опускается перед Ильей на колени, пытаясь переобуть его.)
И л ь я. Дитя я тебе?.. (Кивает на ее пальто.) Куда шла?