Тармия: Все мы слышали его, ваше Величество, кроме глухого молодого человека, который возвратился в Барбул-эль-Шарнак. Мы слышим его теперь.
Королева: Да! Но все равно никто не видел его. Мои девы искали его, но не нашли.
Тармия: Ваше Величество, мой муж слышал его, и Лудибрас, и пока они живы, мы знаем, что нечего бояться. Если бы Король рассердился на них — из-за какой-то глупой истории, которую мог поведать ревнивый человек или какой-нибудь преступник, пытающийся избегнуть наказания — если бы Король разгневался на них, они вскрыли бы себе вены; они не пережили бы его гнева. Тогда все мы должны сказать: «Возможно, это Гог-Оузу слышали Ихтарион и Лудибрас».
Королева: Король никогда не разгневается на Ихтариона или Лудибраса.
Тармия: Ваше Величество не смогли бы спать, если б Король разгневался на них.
Королева: О, нет. Я не усну; это было бы ужасно.
Тармия: Ваше Величество бодрствовали бы всю ночь напролет и рыдали.
Королева: О, да. Я не усну; я буду рыдать всю ночь.
(Выходит.)
Аролинда: Она не может повлиять на Короля.
Тармия: Нет. Но он не вынесет ее ночных рыданий.
(Входит Ихтарион.)
Я уверена, что Пророк предаст вас. Но мы говорили с Королевой. Мы сказали ей, что было бы ужасно, если б Король разгневался на вас, и она будет плакать всю ночь, если он разгневается.
Ихтарион: Бедный испуганный мозг! Как сильны бывают слабые капризы! Она должна быть прекрасной Королевой. Но она доходит до белого каления и плачет от страха перед богами. Перед богами, которые всего лишь тени в лунном свете. Страхи Человека возрастают от всей этой таинственности и отбрасывают огромные тени на землю, и Человек вскакивает в ужасе и говорит: «Боги». Нет, они даже меньше, чем тени; мы видели тени, но не видели богов.
Тармия: O, не говори так. Ведь боги существовали. Как ужасно они низвергли Блет. И если они все еще обитают во тьме холмов, что же! Они могут услышать твои слова.
Ихтарион: Как! Ты тоже боишься. Не бойся. Мы пойдем и поговорим с Пророком, пока вы последуете за Королевой; будьте рядом с нею, и не дайте ей забыть, что она должна плакать, если Король разгневается на нас.
Аролинда: Я почти боюсь оставаться рядом с Королевой; мне не нравится быть с нею.
Тармия: Она не может причинить нам вреда; она всего боится.
Аролинда: Она пробуждает во мне страх перед невообразимым.
(Тармия и Аролинда выходят.
Входит Лудибрас.)
Лудибрас: Пророк идет сюда.
Ихтарион: Садитесь. Мы должны поговорить с ним. Он предаст нас.
Лудибрас: Почему Пророк должен предать нас?
Ихтарион: Поскольку ложное пророчество — не его вина; это наша вина; и Король может пощадить его, если он все откроет. Снова он бормочет о мести; многие уже говорили мне об этом.
Лудибрас: Король не пощадит его, даже если он предает нас. Это же он произнес ложное пророчество перед Королем.
Ихтарион: Король не хранит в сердце веры в богов. Именно за обман Пророк должен умереть. Но если он узнает, что мы задумали этот обман…
Лудибрас: Что мы можем сказать Пророку?
Ихтарион: Ну, мы не можем ничего сказать. Но мы можем узнать из его речей, что он собирается делать.
Лудибрас: Он идет. Мы должны запомнить все, что он скажет.
Ихтарион: Следи за его глазами.
(Входит Пророк, его глаза скрыты под плащом.)
Ихтарион и Лудибрас: Боги добры.
Голос-Богов: Они благожелательны.
Ихтарион: Я виновен. Я виновен.
Лудибрас: Мы полагаем, что Король смягчится.
Ихтарион: Он часто смягчается на закате; он смотрит на орхидеи по вечерам. Они очень красивы тогда, и если он сердит, его гнев уходит, как только прохладный бриз повеет в час заката.
Лудибрас: Конечно, он смягчится на закате.
Ихтарион: Не сердись. Я действительно виноват. Не сердись.
Голос-Богов: Я не желаю, чтобы Король смягчился на закате.
Ихтарион: Не сердись.
Голос-Богов: В древности было сказано, что боги не могут лгать. Так написано и сказано. Я вошел в сговор с Вами, и я заставил их лгать, поскольку мой голос — голос богов.