Король: Я не могу нарушить свое слово. Но ты можешь стать королевой Таланны.
Эзнарза: Таланна не сделает цыганку своей королевой.
Король: Я ЗАСТАВЛЮ Таланну сделать ее королевой.
Эзнарза: Ты не сможешь заставить цыганку год прожить в городе.
Король: Я знал цыган, которые когда-то жили в городе.
Эзнарза: Не такие цыганки, как я… возвращайся в шатры Арабов.
Король: Я не могу. Я дал слово.
Эзнарза: Короли много раз нарушали свои слова.
Король: Но не такие Короли, как я.
Эзнарза: У нас остается только маленькое дитя человеческое, имя ему — Память.
Король: Иди. Память вернет нам, прежде, чем мы расстанемся, один из тех дней, которые уже прошли.
Эзнарза: Пусть это будет первый день. День, когда мы встретились у колодца, когда верблюды прибыли в Эль-Лолит.
Король: Нашему году недостает нескольких дней. Ведь мой год начался здесь. Верблюды провели эти несколько дней в пути.
Эзнарза: Ты ехал чуть в отдалении от каравана, со стороны заката. Твой верблюд качался от легкого груза. А ты был утомлен.
Король: Ты пришла к колодцу за водой. Сначала я увидел твои глаза, затем взошли звезды, стало темно, и я видел только твою фигуру и слабое сияние вокруг твоих волос: я не знал, был ли это свет звезд, я только знал, что сияние есть.
Эзнарза: А затем ты заговорил со мной о верблюдах.
Король: Тогда я услышал твой голос. Ты говорила совсем не то, что говоришь теперь.
Эзнарза: Конечно, нет.
Король: Ты даже говорила как-то иначе.
Эзнарза: Как уходят часы, продолжая свой танец.
Король: Нет, нет. Только их тени. Мы тогда отправились вместе в Святую Мекку. Мы жили одни в палатках в золотой пустыне. Мы слышали, как дикие свободные дни пели песни своей свободы, мы слушали звук дивного ночного ветра. Ничего не останется от нашего года, кроме пустынных теней. Память хлещет их, и они не танцуют. (Эзнарза не отвечает.) Мы простимся здесь, где была пустыня. Город не должен слышать наших прощаний.
(Эзнарза закрывает свое лицо. Король медленно встает и идет по лестнице. Слева входят Гофмейстер и Забра, видящие только друг друга.)
Гофмейстер: Он вернется. Он вернется.
Забра: Но сейчас уже полдень. Наша тучность исчезла. Наши враги насмехаются над нами. Если он не вернется, бог забыл нас и да пожалеют нас наши друзья!
Гофмейстер: Если он жив, он вернется.
(Входят Бел-Нарб и Ауб.)
Забра: Я боюсь, что полдень уже миновал.
Гофмейстер: Тогда он мертв, или грабители подстерегли его.
(Гофмейстер и Забра посыпают пылью головы.)
Бел-Нарб: (Аубу.) Боже правый! (Гофмейстеру и Забре.) Я — Король!
(Рука Короля замирает на двери. Когда Бел-Нарб произносит это, король спускается вниз по ступеням и снова садится рядом с цыганкой. Она поднимает голову и наконец смотрит на него. Он частично прикрывает лицо, как все Арабы, и наблюдает за Бел-Нарбом, Гофмейстером и Заброй.)
Гофмейстер: Вы в самом деле Король?
Бел-Нарб: Я — Король.
Гофмейстер: Ваше Величество сильно изменились за год.
Бел-Нарб: Люди меняются в пустыне. И меняются сильно.
Ауб: И впрямь, ваше Превосходительство, он — Король. Когда Король уходил в замаскированным, я кормил его верблюда. Да, он — Король.
Забра: Он — Король. Я могу узнать Короля, если вижу его перед собой.
Гофмейстер: Вы редко видели Короля.
Забра: Я часто видел Короля.
Бел-Нарб: Да, мы часто встречались, часто, очень часто.
Гофмейстер: Если кто-то сможет узнать ваше Величество, кто-то помимо этого человека, пришедшего с Вами, то мы все убедимся в истине.
Бел-Нарб: В этом нет нужды. Я — Король.
(Король встает и протягивает руку ладонью вниз.)
Король: В святой Мекке, в многовратной Мекке, под зелеными крышами, мы знали его как Короля.
Бел-Нарб: Да, это правда. Я видел этого человека в Мекке.
Гофмейстер: (низко кланяется) Простите, ваше Величество. Пустыня изменила Вас.
Забра: Я узнал ваше Величество.