Сэр Уэбли. Ну, Джергинс…
Джергинс. Я видел лорда Пондлбарроу, надевшего…
Сэр Уэбли. Надевшего что, Джергинс?
Джергинс. Надевшего одну из этих морских шляп, сэр Уэбли.
Сэр Уэбли. Ну–ну. Я полагал, что все меняется, но не до такой степени…!
Джергинс. Нет, сэр Уэбли.
(Уходит, тряся головой).
Сэр Уэбли. Что ж, нам следует разузнать про того парня.
Никс. Да, я обращусь к мистеру Глику. Он все знает о подобных вещах.
Сэр Уэбли. Да, да. Как раз…
(Никс встает и направляется к креслу Глика).
Никс. Э…э….
Глик (оборачиваясь). Да?
Сэр Уэбли. Вы знаете что–нибудь о человеке по имени Уильям Шекспир?
Глик (щурясь из–за пенсне). Нет!
(Он несколько раз отрицательно качает головой и возвращается к своей газете).
Занавес
СЛАВА И ПОЭТ
Гарри Де Риз - Поэт
(Это имя, несомненно, французского происхождения, но произносится на английский манер Де Ривз).
Дик Прэттл - старший лейтенант королевской морской кавалерии.
Слава
Квартира Поэта в Лондоне. Окна на заднем плане. Высокий экран в углу.
Время действия — 30 февраля
Поэт сидит за столом, пишет. Входит Дик Прэттл.
Прэттл. Привет, Гарри.
Де Риз. Привет, Дик. Боже правый, откуда ты явился?
Прэттл. С края света.
Де Риз. Ну, будь я проклят!
Прэттл. Думаю, я присяду и взгляну, как у тебя дела.
Де Риз. Что ж, это чудесно. Что ты делаешь в Лондоне?
Прэттл. Ну, я хотел узнать, смогу ли я заполучить здесь парочку новых галстуков, — там ничего подобного не добьешься. А потом решил взглянуть, на что теперь похож Лондон.
Де Риз. Чудесно! Как там все?
Прэттл. Дела идут.
Де Риз. Это хорошо.
Прэттл (заметив бумагу и чернила). Что ты делаешь?
Де Риз. Пишу.
Прэттл. Пишешь? Я не знал, что ты — писатель.
Де Риз. Да, я недавно этим занялся.
Прэттл. Я тебе скажу, что в этом нет ничего хорошего. Что ты пишешь?
Де Риз. О, стихи.
Прэттл. Стихи! Боже правый!
Де Риз. Да, что–то в этом роде, знаешь ли.
Прэттл. Господи! И ты зарабатываешь этим деньги?
Де Риз. Нет, совсем ничего.
Прэттл. И почему же ты до сих пор не бросил?
Де Риз. О, я не знаю. Некоторым людям, похоже, нравятся мои сочинения. Поэтому я и продолжаю.
Прэттл. Я бы все это бросил, если оно не приносит денег.
Де Риз. Эх, но все это просто не по твоей части. Ты вряд ли бы воспринял поэзию, даже если б она сулила деньги.
Прэттл. Не говори так. Если б я мог заработать стишками хоть столько же, сколько ставками — тогда я не стал бы отказываться от поэзии. Только вот…
Де Риз. Только — что?
Прэттл. Ну, я не знаю. Кажется, в ставках побольше смысла.
Де Риз. Кажется, да. Я полагаю, легче рассказать, что будет делать земная лошадь, чем поведать, как Пегас…
Прэттл. Что еще за Пегас?
Де Риз. Крылатый конь поэтов.
Прэттл. Ну и дела! Ты ведь не веришь в крылатых коней, верно?
Де Риз. В нашем деле приходится верить во все невероятное. Это открывает нам некие великие истины. Образ, подобный Пегасу, столь же реален для поэта, как для тебя — победитель Дерби.
Прэттл. Ну дела! (Дай–ка мне сигарету. Спасибо). Что же, ты веришь в нимф и фавнов, в Пана и во всех подобных созданий.
Де Риз. Да–да. В них во всех.
Прэттл. Боже!
Де Риз. Ты веришь в лорд–мэра Лондона, не так ли?
Прэттл. Да, конечно; но что же…
Де Риз. Четыре миллиона человек или около того сделали его лорд–мэром, верно? И он олицетворяет для них силу, могущество и традиции…
Прэттл. Да; но я не пойму, что же здесь…
Де Риз. Вот, он олицетворяет для них идею, они сделали его Лорд–мэром, и теперь он — лорд–мэр…
Прэттл. Да, конечно, именно так.
Де Риз. Точно так же Пан стал тем, чем его сделали миллионы; миллионы людей, которым он кажется воплощением древнейших мировых традиций.