Ганс. Правду молвил, делать нечего. Спасибо, друг, на добром слове. Тебе что? Потерял зятя — другого' найдешь, их вон сколько осталось! А я? Я теряю сына. Ты вникни: сына.
Лука. Как ты можешь такое говорить!
Ганс. А так! Двух моих сыновей чума уже унесла. Теперь этот. Господи боже, а ты видел, как его оболванили? «Брат Мартин»!
Лука. В этом ордене прекрасные люди. Это не какие-нибудь доминиканцы или францисканцы…
Ганс. Яйцо с бородой, а не голова, право слово.
Лука. Ты сам всегда их хвалил.
Ганс. Ну, я рассудил, что они тоже христиане, эти капюшонники.
Лука. Ты это вря, они достойные люди.
Ганс. Ага, достойные…
Лука. Благочестивые люди, ученые — они тоже университет кончили, как Мартин.
Ганс. Сравнил! Некоторые из них имени своего прочесть не умеют.
Лука. Ну и что?
Ганс. А то! Я вот угольщик. По мне — хоть бы их вовсе не было, этих книг. Под землей, знаешь ли, темновато читать. А Мартин — ученый человек.
Лука. Это верно.
Ганс. Магистр свободных искусств! А теперь он чего магистр?
Лука. Что поделать! Бог нашел — ты потерял.
Ганс. Добрая половина этой братии только и умеют, что споласкивать свои миски и попрошайничать на улицах.
Лука. Я думаю, нам пора идти.
Ганс. Большим человеком мог стать…
Лука. И станет, с божьей помощью.
Ганс. Прямо! Мог адвокатом стать.
Лука. Теперь не станет.
Ганс. Правду молвил, не станет. А мог выбиться. При архиепископе устроиться, у герцога или…
Лука. Верно, верно.
Ганс. Да где угодно!
Лука. Пойдем.
Ганс. Мог человеком стать!
Лука. Я пошел, Ганс.
Ганс. «Брат Мартин»!
Лука. Ганс!
Ганс. Но почему, Лука? Зачем? На что ему это понадобилось? (Он уже не задирается и задает вопросы, словно надеясь получить простой и внятный ответ.) Чего ради он сюда полез?
Лука (берет его под руку). Пойдем домой.
Ганс. Чего ему загорелось — не понимаю…
Лука. Домой пора, домой.
Уходят. Звонит монастырский колокол. У стола в трапезной стоят монахи. Помолившись, они садятся и в молчании приступают к еде. У аналоя вслух читает уставщик. В грубом переднике поверх рясы Мартин прислуживает за столом.
Уставщик. Как совершаются добрые дела? Возлюби господа бога всем сердцем, всей душой, всем естеством. Возлюби ближнего, как самого себя. Не убий. Не прелюбодействуй. Не укради. Не пожелай чужого. Не лжесвидетельствуй. Угождай всем. Следуя за Христом, откажись от себя. Бичуй плоть. Не ищи легкой жизни. Подвизайся в посте. Одень нагих. Приди к больному. Погреби мертвого. Помоги страждущему. Утешь скорбящего. Превыше всего ставь Христову любовь. Не поддавайся гневу. Не питай зависти. Не допускай в сердце обмана. Не заключай притворного мира. Бойся судного дня. Страшись ада. Все помыслы души отдай заботам о вечной жизни. Всякий день помни о смерти. Неусыпно следи за собой. Знай и помни, что бог видит тебя везде. Если в сердце вступят злые мысли, растопи их светом Христовой любви и повинись своему духовному наставнику. Держи рот чистым от лукавых и подлых слов. Слова твои да будут немноги. Не говори речей суетных и возбуждающих смех. С радостью внимай чтению божественных словес. Чаще прибегай к молитве. В слезах и раскаянии всякий день исповедуйся перед богом в прегрешениях. Отринь плотские внушения. Откажись от своеволия.
Вот пути к духовному совершенству. Если неустанно днем и ночью мы будем им следовать и на Страшном суде отчитаемся в них, то получим во искупление заповеданное от господа. Не зрит око и не ведает слух, что уготовил господь возлюбившим его. Мы должны прилежно трудиться в нашей мастерской. Пусть верит господь, что вы с радостным сердцем следуете этим правилам, ибо домогаетесь лишь духовной красоты и набожным поведением разносите по свету сладостное дыхание Христово.
Звонит монастырский колокол. Монахи встают, склоняют в молитве головы, потом проходят в глубь сцены к алтарю и опускаются на колени. С помощью брата Мартин складывает и выносит стол. Вскоре все простираются ниц, и в дрожащем свете свечей начинается всеобщее покаяние. Возвращается Мартин, ложится позади всех, ближе к рампе. Истовая, тихая почти до шепота, сокровенно-доверительная, эта сцена похожа на молитву.